Лидию Андреевну отправили по этапу в Иркутскую область. Перед этим она успела попрощаться с другой узницей Лефортово — актрисой Татьяной Окуневской. Та посмела отказать самому Берии, за что жестоко поплатилась. Конечно, слава Руслановой была так велика, а народная любовь к певице и ее творчеству так крепка, что даже в заключении ей было полегче, чем другим. Ее могли и подкормить, и подлечить, и помочь в тяжелой лагерной работе. У нее, одной из немногих, была привилегия — раз в полгода разрешалось получать деньги. Их давали друзья, а занималась сбором лучшая подруга Руслановой актриса Нина Ольшевская (жена писателя Виктора Ардова и мама Алексея Баталова). Лидии Андреевне даже разрешили выступать с концертами, хотя после ареста был выпущен официальный запрет на все ее творчество, а грампластинки с записями предписывалось уничтожить. Лагерное начальство, правда, запретило аплодисменты на концертах Руслановой, но само и нарушало этот запрет, такой эмоциональной силой обладала певица. Выступала она, кстати, в настоящих концертных платьях. Дело в том, что, когда Русланову арестовали, при ней был концертный чемоданчик, с ним она и отправилась в лагеря. Но популярность сыграла с Лидией Андреевной злую шутку. Слишком воодушевляющим оказалось присутствие певицы в лагере, где ее видели сотни людей. Русланову перевели во Владимирский централ. Там в это же время находилась в заключении другая знаменитая артистка — Зоя Федорова, арестованная за связь с иностранцем. Этих стойких женщин объединяло одно: они никогда не сдавались.
— Что помогло Руслановой выйти на свободу?
— В 1953 году, после смерти Сталина, Жуков написал письмо в ЦК, в котором потребовал выпустить и реабилитировать всех его друзей и коллег, арестованных по ложным обвинениям. Одной из первых на волю вышла Русланова. В Москву из Владимира ее привезли на грузовике. Постаревшая, с севшим голосом, с непривычной прической (косы пришлось отрезать, а волосы поседели), с узелком в руке, она была неузнаваема. В Москве у Лидии Андреевны уже не было ни жилья, ни другого имущества. В ее бывшей роскошной квартире в Лаврушинском переулке давно жил какой-то большой начальник. По распоряжению Жукова Русланову поселили в гостиницу Центрального дома Советской армии. Тяготясь одиночеством, ведь многие друзья из страха ареста «забыли» ее, Лидия Андреевна отправилась к Ардовым. Дверь ей открыла Нина Ольшевская. Едва признав Русланову в изможденной женщине в темном платье и платочке, хозяйка охнула. В дверях появился сам Ардов и как ни в чем не бывало сказал: «Ой, Лидка, заходи, я тебе сейчас новый анекдот расскажу». Ольшевская ее обняла.
Это был август 1953 года, до оттепели еще далеко, и хозяева дома сильно рисковали, приютив бывшую лагерницу, но они это сделали без сомнений. А когда буквально через несколько дней на свободу благодаря хлопотам маршала Жукова был отпущен и муж Руслановой, он тоже нашел приют у Ардовых. Около месяца они прожили в так называемой Алешиной комнате, в которой вырос Баталов и где так часто гостила Ахматова.
— Об этом периоде мне рассказывал и Алексей Баталов. Он вспоминал, что долгое время Русланова не могла освоиться и вела себя так, словно она еще находилась в лагере...
— Русланова была непохожа на саму себя. Большую часть времени в заключении она провела в общей камере, ни на минуту не оставаясь одна. Лидия Андреевна не могла петь, говорила шепотом, просто физически боялась громкой речи. Опасалась, что ее могут подслушать. Но постепенно отогрелась у друзей и начала напевать. Расплакалась, когда услышала по радио свою довоенную песню — запрет на ее записи был снят. Постепенно Русланова перестала бояться выходить на улицу, ее все равно никто не узнавал. Как-то, гуляя вместе с мужем, они попали на птичий рынок. Щеглы, зяблики и дрозды в клетках произвели на них тягостное впечатление. И все деньги, что были с собой, Крюков и Русланова потратили на то, чтобы выпустить птиц на волю.
