В пандемию, например, мы были вдвоем, так как отделились от детей, находившихся в другой деревне. И письменный стол у нас был один на двоих, как в студенческом общежитии. С одной стороны моя половина: книги, компьютер, ручки. С другой — его половина: исписанные листы бумаги, графики, карандаши. И сколько нужно было отсидеть за работой, два часа, три, восемь, мы отсиживали.
— Пишете стихийно или по какому-то плану?
— План всегда есть, многостраничный, очень подробный. Но за сорок моих романов не было ни одного случая, чтобы я его придерживалась и выполнила хотя бы на пять процентов.
— Герои творят, что хотят?
— Да! Раньше я думала, что это имеет отношение только к большим писателям. Как известно, Дюма дрался с некоторыми персонажами, Конан Дойл всерьез дискутировал с Шерлоком Холмсом, а Лев Толстой был вынужден убить князя Андрея, настолько он ему надоел. Оказалось, как только придумываешь какого-то героя, тот начинает себя вести так, как считает нужным. Спорит с автором: «Матушка, ты хочешь сказать, что я укокошил этого человека? Да что ты, я на это не способен!» И начинается свистопляска.
— Вернемся к истокам. Кем же вы работали в ВГТРК?
— Сначала секретаршей заместителя генерального директора, Скворцова Сергея Владимировича. Месяца через два он меня сделал помощником, которым я пробыла, наверное, месяцев восемь. После чего Сережа заявил, что я зря прожигаю жизнь в его приемной, и буквально выпер в Дирекцию утреннего вещания, которое только формировалось. Я туда не хотела, я так сопротивлялась!
В Дирекции утреннего вещания сначала была корреспондентом, потом редактором. Тогда еще не существовало интернета, но была голубиная почта, благодаря которой все знали, что происходит на каналах и где какие работы открываются. Как-то один из наших редакторов сказал: «Слушай, в «Останкино» в комнате 1121 набирают людей на Первый канал, в политическое вещание». Мне очень нравились сами эти слова — «политическое вещание». И в нем Арина Шарапова работала, которая мне тоже нравилась. Она часто прибегала к Скворцову по делам.
Решила попробоваться. Приехала в «Останкино», нашла комнату 1121. А там не то что очередь стоит, желающих вообще нет. Только сидит какая-то девушка.
— Здравствуйте, это вы набираете на политическое вещание?
— Подождите, сейчас начальник придет.
Ждала, ждала. Наконец пришел какой-то мужик:
— Писать умеете?
— Немного.
— Вот вам бумага, ручка, напишите о ситуации на таджикско-афганской границе.
И опять ушел. Я пригорюнилась. Ничего не знала про эту ситуацию, и посмотреть было негде: время позднее, библиотека закрыта, газеты негде купить. Делать нечего, стала писать, как понимала это сама, без всяких политических и геополитических подробностей и попыток создать видимость того, что я в теме: «Сумерки, пограничная полоса, рядом какой-то камыш или ковыль, почему он качается, непонятно, то ли человек там, то ли сайгак, то ли волк. И нужно продержаться до утра, когда хотя бы солнце взойдет...»