За ужином у нас — трех дам, был спор: у кого жизнь труднее». За чуть ироничной и небрежно брошенной фразой стоит многое. Елена Сергеевна помнила, до какого отчаяния был доведен Булгаков, когда она с ним только познакомилась в 1929 году. Его не печатали, не ставили и не брали даже рабочим сцены во МХАТ. А это театр, которому «Дни Турбиных» принесли мировую славу. Казалось, трагический конец неизбежен, но тут и раздался тот самый знаменитый звонок Сталина — было это 18 апреля 1930 года. Помню интонации Елены Сергеевны, когда она копировала известную манеру советского вождя: «Вы где-нибудь работаете?» — «Иосиф Виссарионович, меня не берут даже во МХАТ». — «А вы еще раз попробуйте...» Чуть ли не в 6 утра Булгакову уже звонили из театра, приглашали на работу. И возобновили «Дни Турбиных». И снова вскинула голову «рыжеволосая Елена», в доме захлопали пробки от шампанского, и бедный Мастер опять начал жить. Рассказывая об этих событиях, обычно Елена Сергеевна всплескивала руками, и синий шелк ее рукавов взлетал, мерцая: «Я обожаю Сталина! Он спас Мишу!» — восклицала она. Ах, эта женская логика!
Но годы безмятежности пролетели быстро. Наступил 1936-й. Гибельное время, не раз описанное историками, литераторами и очевидцами. Достаточно вспомнить громкий процесс над Зиновьевым и Каменевым. Из Ленинграда тысячами высылают дворян. Черная туча закрутилась смерчем, затягивая в свою воронку жизни и судьбы. «Правда» опубликовала разгромную статью о Шостаковиче «Сумбур вместо музыки». «Бедный Шостакович — каково ему теперь...» — пишет Елена Сергеевна, которая незадолго до этого слушала в Большом театре его оперу «Леди Макбет Мценского уезда».
После театра компания по традиции отправилась в ресторан. «Поехали в Клуб мастеров, пишет Булгакова. — Состав «Леди Макбет» ужинал в соседнем зале. Дорохин угощал шампанским. Потом подошел Мелик и Шостакович... Мы танцевали...»
