— Родители-артисты часто бывают против того, чтобы дети шли по их стопам, советуют поискать более стабильную профессию.
— Я бы тоже не хотела. Все очень непредсказуемо, ты постоянно находишься в зависимой ситуации, ходишь на пробы, с другими артистами вечно соревнуешься. Если ты, конечно, сам себе не режиссер и не драматург, не продюсер... Хотя, чувствую, мои сын и дочь тоже к актерству тяготеют, у них актерские организмы. Уже пусть будет как будет.
Мама меня не отговаривала. Она всегда давала мне свободу, никогда ничего не навязывала. Ни в отношениях с мальчиками, ни в плане выбора профессии. Хочешь — иди. Какие-то стихи с ней вместе почитали — поготовились. Притом что в школе я ведь не любила читать, не знала художественную литературу. Я была как ванька-дурак. Абсолютно белый лист! Из больших произведений прочла разве что «Евгения Онегина», и то с легкой руки мамы. Она просто сама очень любит «Онегина» и читала его мне вслух как сказку. И еще «Мастера и Маргариту» я прочитала, но это уже сама — услышала где-то об этом романе, открыла книгу и буквально проглотила за ночь. Не могла уснуть, пока не перевернула последнюю страницу. Все остальное прошло мимо меня. Не прочла даже ни одной книги о театре, понятия не имела, кто такой Станиславский. И со всем этим «багажом знаний», представляете, сдав документы, прихожу в ГИТИС на экзамены. Прочитала стихотворение приемной комиссии, потом басню.
Педагоги спрашивают:
— А проза у вас есть?
— Конечно, — отвечаю невозмутимо. — Правда в стихах.
И начала читать им «Онегина». Была совершенно, на полном серьезе и абсолютно убеждена в своей правоте. Ведь не могут быть стихи такими большими, значит, что это за жанр? Разумеется проза. Педагоги почему-то хихикают, смешно им. Потом говорят:
— Ну так и быть, приходите на второй тур.
Среди этой развеселой компании почему-то не было Бориса Морозова.
Вышла в коридор, спрашиваю у кого-то:
— А Морозов-то где? Мне нужен Борис Афанасьевич Морозов, но его почему-то тут нет.
И этот кто-то мне отвечает:
— Морозов — это вообще-то актерский факультет, они в другой день сдают, а сейчас экзамены у режиссерского — на актерское искусство к Марку Захарову.
Кто такой Захаров, я тоже не знала. Морозов для меня был важнее, я с ним пела «Бескозырку»!
Документы подала, как все абитуриенты, параллельно в несколько театральных вузов. В Школе-студии МХАТ — на курс Аллы Покровской. На первом туре я читала самой Покровской, а на втором, когда пришла, в одном кабинете слушала она, а в другом преподававшие у нее Роман Козак и Дмитрий Брусникин. Я подумала: «У Покровской я уже была, теперь пойду к Козаку и Брусникину». Они меня «скинули», не взяли.
Через несколько дней моя мама уезжает на гастроли с Театром Табакова. Вместе с ними была и Алла Покровская, она играла в одном из спектаклей. Я в Москве жду результатов экзаменов в ГИТИСе. Конкурс — больше ста человек на место! Люди в обморок падали от напряжения! Стали читать списки поступивших, среди прочих фамилий оказалась и моя. Я больше удивилась, нежели обрадовалась. Возвращаюсь домой, звонит мама:
— Ну что, доченька?
Слышу — на заднем фоне у нее куча народу, что-то кричат.
Говорю ей:
— Я поступила!
Мама кричит кому-то:
— Она поступила!!!
Снова крики:
— Ура! Поздравляем!
Вдруг раздается голос Покровской:
— Лина что-то перепутала, результаты объявят только через два дня!
Мама, слышу, ей объясняет:
