На следующий день я репетировал «Убийственную любовь» в Театре Моссовета. Мы с Ниной Ивановной Дробышевой встречались каждый день в 16:00. Я приехал на десять минут раньше, прошел в театр через служебный вход. Лена Майорова, как известно, жила на Тверской улице, ее подъезд находился в ста метрах от служебного входа в Театр Моссовета. И около 16:00 она себя подожгла.
Почему-то в ее голове сложилось, что она должна бежать к своим, а в Театре Моссовета Майорова дружила с вахтершей. И без одной минуты четыре, как потом установило следствие, Лена прибежала на вахту. Я в это время находился четырьмя этажами выше. Мой звукорежиссер опоздал на пять минут. Войдя в театр, он увидел лежавшую Лену в обгоревшем платье, уже без сознания, в ожидании скорой. Он немного подождал, но поняв, что ничем не в состоянии помочь, ушел.
Звукорежиссер не узнал Лену, не стал портить мне настроение и ничего не сказал. Я услышал о ее смерти только на следующий день по радио. Если бы пришел вовремя, увидел бы бегущий пылающий факел. Господь отвел.
Лена умерла через час в больнице, у нее было восемьдесят процентов поражения кожи. Ну а дальше — домыслы на тему того, что произошло. У Майоровой не было причины себя сжигать, тем более обрекать на мучительную смерть. Все у нее складывалось благополучно. Ну да, несчастная любовь, ну да, не очень успешная карьера во МХАТе у Ефремова. Но это не повод совершать самоубийство. Я в него не верю.
Когда начали анализировать, стало понятно, что в фильме «На ножах» во всех сценах Лена стоит на фоне огня. Либо горящего камина, либо она зажигает спичку и прежде чем прикурить, долго-долго на нее смотрит. Мистические вещи происходили почти в каждой сцене. Режиссер позже рассказал мне историю. Он в то время общался с одной известной женщиной-экстрасенсом, спросил ее о Майоровой. Экстрасенс сказала буквально следующее: «Лена себя уже поджигала в одной из прошлых жизней. Она была наложницей в гареме и сожгла себя в знак протеста, чтобы досадить своему господину». Я поначалу легкомысленно воспринял эту версию, а потом подумал: может, в ней и было что-то? Мистика...
— Какие режиссерские работы вам особенно дороги?
— Все дороги. Я коллекционирую все свои хлопушки, все девятнадцать висят у меня на стене.
Роман с кинематографом начался еще в школе. «Неоконченную пьесу для механического пианино» в начале восьмидесятых смотрел двенадцать раз! Вел дневник, записывал впечатления после каждого просмотра. Потом открыл для себя кинотеатр «Иллюзион», где можно было посмотреть что-то интересное. Но для этого требовалось предпринять большие усилия. Чтобы увидеть «Земляничную поляну», я два дня отмечался в очереди за билетами. Безумно люблю Бергмана!
Когда понял, что хочу профессионально заниматься кинорежиссурой, решил поступить во ВГИК. Наступила пауза между выпуском «М. Баттерфляй» и вторыми «Служанками», и я отнес документы в приемную комиссию. Набирала курс Нана Джорджадзе. Последний экзамен — коллоквиум. Я был уверен, что они должны поставить мне не пять, а шесть! На вопрос Наны что такое цвет в кинематографе, я пересказал теорию цвета Гете. У экзаменаторов отвисли челюсти, когда они это услышали. Вышел окрыленным, одухотворенным, уверенным, что скоро у меня будет сразу две профессии.
