— Максимыч, привет!
— Как дела, Витя? Как жизнь?
Я давно уже не жила в столице, была далека от всего, что происходило в театральной Москве. Многих спектаклей не видела, бывала в дни приезда только в «Ленкоме».
Как-то случайно снова пересеклись с Проскуриным. Витя был элегантен, в модном пиджаке, на шее шарф. Очень худой, в очках, полысел. Он стал похож на профессора какого-то института. Я знала, что он болел. Выходила на связь на телепередаче в честь его шестидесятипятилетия. Поздравила, сказала ему теплые слова.
О том, что Вити не стало, прочитала в «Фейсбуке*». И хотя мы давно уже не общались, у каждого из нас была семья, сердце заныло. Я пересмотрела одно из его последних телевизионных интервью, где он много шутил, охотно о себе рассказывал. Внешне очень изменился, а голос остался прежним. Его невозможно спутать ни с кем. В конце Витя неожиданно прочитал пронзительные стихи своего друга актера Лени Громова: «Я — гость на целом белом свете. Я — гость в очередной семье. Я даже гость на собственной планете. И даже гость планеты вне. Да, гость. А что поделать? В пути себя распознаешь. Ты вносишь в дом пальто и тело, а душу Богу отдаешь...»
Как точно написано! А еще он однажды сказал: «Мне часто кажется, что где-то существует часть моей непрожитой жизни. Меня там ждут, а я все никак не приеду».
Каким я запомнила Витю? Конечно молодым, легким, веселым. Никогда не забуду этот момент, он словно кадр из фильма: мы выходим из ЗАГСа, Витя неожиданно подхватывает меня на руки и несет по Кутузовскому проспекту. А на нас оглядываются удивленные прохожие и улыбаются нашему счастью...
