Спектакль замучили, его не принял худсовет, котенок сдох. Уверена — это мудрый дух БДТ обволакивал и выталкивал меня из театра, говорил: уходи, тебе здесь нет места, ищи себя. Ну как же! Боялась нестабильности, мы же все держимся за привычное, а эзотерики считают, что стабильность губительна для души, ничто не должно стоять на месте, жизнь — в движении, развитии. В театре есть медкабинет, массажный кабинет, хорошая зарплата. Ну как уйти оттуда, где чисто, тепло, хороший буфет? Все есть, кроме ролей. Слава богу, у меня оставалось кино.
— До сих пор помню вас в первой картине «В день свадьбы». Слезы наворачивались на глаза, когда ваша героиня говорила жениху: «Отпускаю!»
— А мне именно этот эпизод не нравится. Не так бы сейчас сыграла. Смотрю старые фильмы не как актриса, которая умиляется: мол, вот что было в прошлом! Оцениваю с холодным сердцем, трезвым глазом и вижу, как эта талантливая женщина в руках в одном случае неопытного, в другом — не очень талантливого режиссера, который не нашел к ней ключика, делает в кадре не то. Знаю, как это можно исправить, но поезд ушел. Смотрю глазами режиссера: мне бы в руки эту артистку.
— Неужели так же относитесь к ролям в картинах Петра Тодоровского?
— С Тодоровским все иначе. До него меня звал сниматься в «Двадцать дней без войны» Алексей Герман. Нужно было на месяц ехать в Ташкент на съемки, а меня не отпустили из театра, роль сыграла Людмила Гурченко. С одной стороны, очень жаль, с другой — испытала чувство облегчения, знала, что Герман на съемках кричит, распекает группу, я бы этого не выдержала.
Оказывается, можно снимать замечательные фильмы и не кричать, не топать ногами. Петр Ефимович создавал на площадке такую атмосферу любви, что сыграть плохо было невозможно. В этом мире все рождается от любви, ненависть не родила еще ничего путного ни в искусстве, ни в жизни.
Меня беспокоило, что роль матери в «Интердевочке» однобокая, моя героиня — хорошая, но страдающая, одинокая, несчастная. И умница Тодоровский придумал для меня сцену с милиционерами, которой не было в сценарии Кунина. Мать, доведенная до отчаяния, становилась злой, агрессивной, проявляла еще одну грань своего характера, и роль сделалась объемной.
— С Яковлевой сразу сложилось партнерство?
— С первого мгновения. Правда, Лена рассказывает, что я была утверждена, а она пришла подыграть мне, ни на что не рассчитывая. Все было не так. Я пробовалась в первый день, как и она. Знающие люди говорили, что это плохо, после попробуются другие и режиссер тебя забудет, возьмет того, кто придет попозже. Помню, ждали Лену, она по явилась утомленной после репетиции в «Современнике». Как только ее увидела, почему-то мелькнула мысль: если бы у меня была дочь, я хотела бы, чтобы она была такой же мягкой, спокойной, без амбиций и самолюбования. Мы сыграли сцену. Тодоровский подошел, обнял нас и сказал: «Знаете что, девчонки? Я больше никого не стану искать, вы и будете у меня играть».
