Первое, что сказал Игорь Владимиров, когда пришла в Театр Ленсовета:
— Лариса, поздравляю, вас очень высоко оценили в труппе.
— Как? Я еще ничего не сыграла.
— Я получил анонимную записку: «Зачем вы взяли в театр такую бездарную и некрасивую артистку?»
В Театре Ленсовета ориентиром для меня была Алиса Фрейндлих. Мы не стали подругами, я относилась к ней как к существу высшего порядка. Как же достойно она — жена главного режиссера — держалась в труппе, как была проста и демократична, никогда не заносилась, не зарывалась, могла осадить интригана, пошутив так, что тому становилось не по себе. Мы сидели в одной гримерной, в БДТ тоже. Правда, в БДТ не играли в одних спектаклях.
— Слышала, что Товстоногов приглашал вас в БДТ дважды.
— Однажды заметила в зрительном зале очки и нос, в темноте человек показался похожим на Товстоногова. Мы с Ледогоровым играли «Сорок первый» по Лавреневу. Потом спросила у администратора, оказалось — да, на спектакле побывали Товстоногов и Олег Ефремов.
— Что ж ты ничего не сказал? Мы бы постарались!
— Вот поэтому и не сказал.
Спектакль прошел очень хорошо. Если бы знали, кто сидит в зале, могли от волнения перестараться. После этого Георгий Александрович позвонил. Сейчас, когда приглашают сниматься, звонит ассистент или кастинг-директор. Тогда было проще: великий Товстоногов снял трубку и позвонил сам. Так же как Петр Ефимович Тодоровский, пригласивший в «Интердевочку». Такие вещи не унижали великих людей, не умаляли их значимость.
Никого не могу вспомнить недобрым словом, всем благодарна. Великая плеяда первого товстоноговского созыва — мои учителя. Я многому научилась в БДТ. Это был театр высокой культуры, там невозможно было ходить в кепке, в уличной обуви, выйти на сцену тем более — все сразу переобувались.
В молодости, как и многие, я всюду опаздывала, потому что всегда опаздывал Геннадий. В БДТ прибегала в последнюю минуту, но меня быстро от этого отучили. Туда актеры приходили заранее, чтобы успеть переобуться, выкурить сигаретку, выпить чашечку кофе, переодеться в длинную игровую юбку, если это необходимо.
Однажды сам Товстоногов опоздал на репетицию на десять минут, и все поняли, что случилось что-то невозможное. Георгий Александрович вошел в зал и долго оправдывался, хотя причина была уважительной: он сговаривался с английским режиссером о постановке, тот позвонил ему из Лондона без пяти одиннадцать. Пока поговорили, пока Товстоногов дошел до зала... Он считал, что худший вид воровства — воровство чужого времени.
