Несмотря на то что картину делали для телевидения, не для кинотеатров, а телевизионный бюджет в разы меньше, это был первый опыт многокамерной съемки в советском кино. И я на «Иронии судьбы...» работал камераменом: сидел за одной из трех камер. А главным оператором был мой друг Владимир Нахабцев. Ни один из последователей Рязанова так и не освоил в полной мере многокамерную съемку — а он понял, полюбил и в дальнейшем часто использовал. Например в «Гараже». И я снова сидел за одной из камер...
Я мало участвовал в актерских посиделках, времени на общение не было. Но мне нравилось наблюдать. Вот взять Валентина Гафта — он был «парнем с улицы Горького». Эта характеристика теперь уже, может быть, непонятна... Но в наше время улица Горького (сейчас Тверская) считалась безусловно лучшим местом Москвы, самым ее центром. Именно там было все самое-самое: дома, модные магазины, кафе... Гафт выглядел стилягой — красивый, высокий, модно одет. Производил впечатление не то чтобы высокомерного — но понимающего себе цену. Держался сам по себе, ни с кем не общался, даже не выходил в курилку. Мерил шагами павильон.
Центром всеобщего притяжения была Ия Саввина. Там, где она, — хохот стоял. Саввина рассказывала истории, травила анекдоты, бесконечно всех подкалывала.
Часть актерской компании пытался оттянуть на себя Георгий Бурков. Он был веселым и... выпивающим. Но не запойным. Шутил на этот счет: «Алкоголизм отчего происходит? Человек с вечера в компании напился, наговорил всем гадостей. А утром протрезвел, и ему стыдно — приходится снова напиваться, и так каждый день. А я никому гадостей не говорю, поэтому и запоями не страдаю».
На съемках «Гаража» с подачи Буркова так отметили Двадцать третье февраля, что чуть до настоящей драки не дошло. В тот день снимали сцену «стенка на стенку»: участники гаражного кооператива выясняли отношения на повышенных тонах. Мягков после застолья Жоры, вдруг не по сценарию схватил Гафта за лицо. Валентин разозлился и тут же ответил. Их еле разняли, а операторы снимали. Когда Рязанов отсмотрел готовый материал, сказал: «Это никуда не годится!» Переснимать не стали, сцену выбросили вовсе. Врагами Гафт и Мягков после того случая не стали, но и друзьями тоже. Оба довольно закрытые по характеру, каждый на своей волне.
Мягков потом поразил меня в Костроме, на съемках другого рязановского фильма — «Жестокого романса», где я был уже главным оператором. Мы снимали сцену, когда Лариса с Кнуровым, Вожеватовым и Паратовым плывут на пароходе, а Карандышев пытается догнать их на лодке. Наш пароход «Самара», как и положено, был колесным и загребал воду лопастями, каждая из которых весила килограммов восемьдесят. Не дай бог под такую попасть — на скорости удар чудовищной силы! И вот съемочная группа расположилась возле Ипатьевского монастыря, его тогда реставрировали, на мостике, где местные женщины обычно полоскали белье. «Камера, мотор!» — Мягков в лодке гребет, сидя спиной к пароходу. Рязанов кричит в мегафон: «Подплывай ближе! Еще!» Андрей сделал несколько мощных гребков — и лодку буквально затянуло под лопасти пароходного колеса. Мгновение — и актер исчез под водой. Всплыли щепки от лодки, потом парик-накладка...
