Мы очень часто с ним виделись, практически каждый день — тусовка-то одна. Началось непреодолимое движение друг к другу. У него был любимый серо-белый шарф, он вечно в него укутанным ходил. Однажды снял его с шеи и подарил мне. Мы были полны иллюзий, надежд, как мечтатель Достоевского во время белых ночей. Но перед моими глазами всегда стояла Марьяна, я помнила ее слова: «Все Витины бумажечки собираю». Ну не смогла я через нее переступить! Наши отношения с Витей закончились так и не начавшись.
Как только Соловьев снял «Ассу», где Цой поет «Мы ждем перемен», началась его слава. На моих глазах, можно сказать, происходило становление группы «Кино». Они все время были под «Аквариумом», а тут вдруг как понеслось: новые песни, концерты в рок-клубе.
Витя был моложе меня на полгода, а с ровесниками всегда легко дружить. Мы всюду ходили втроем: я, Витя и Юра Каспарян, гитарист «Кино», большой друг Цоя, они вместе в «Ассе» снялись. Юрка был очень красивым парнем. Мы, как в фильме Учителя «Прогулка», бродили по городу, ходили по гостям, концертам. А в воздухе пахло любовью. Я чувствовала, что нравлюсь обоим. Это было так волнующе. Но никто не решался на первый шаг.
Я часто приходила в знаменитую теперь кочегарку на улице Блохина. Витя называл ее «Камчаткой», потому что там было то жарко, то холодно. Работал он кочегаром только зимой. Можно было постучать в маленькое окошечко, и Витя впускал тебя внутрь. Откроет, помню, заслонку в печи и говорит: «Смотри, как я людей согреваю!» И голый по пояс, в черных штанах, кидает уголь в топку. Он точно знал, сколько именно надо лопат, чтобы обогреть несколько домов. В кочегарке была маленькая комнатка, где стоял стол, висели плакаты. Там все и тусовались.
«А теперь идем, покажу тебе пару приемчиков», — звал меня Витя. Мы выходили на улицу. Зима. Он начинал ловко жонглировать нунчаками — так называются специальные палки для занятий восточными единоборствами. Витя мог часами отрабатывать приемы. Его кумиром был Брюс Ли. Помню, как впервые он спел только что написанную песню, где есть такие слова: «Город стреляет в ночь дробью огней. Но ночь сильней, ее власть велика...» И когда я сейчас в такси вдруг слышу ее из радиоприемника, мне кажется, что это Витя передает мне свой дружеский привет...
Как женщина понимала, что все закончится нашим романом. С одной стороны, очень этого хотела, а с другой — страшно боялась. Как-то мне отдали билет на концерт «Кино» в Таллине. Я ночь не спала, мучилась: ехать — не ехать? Если поеду, у нас там точно начнутся отношения. В итоге струсила и отказалась от поездки в Таллин. Я была уже влюблена, думала о Вите день и ночь, скучала, когда не видела его долго. Помню, поделилась как-то с Людой Гребенщиковой своими переживаниями:
— Мне кажется, у меня будет роман с Витей...
— С ума сошла. Зачем он тебе нужен? Он же кореец! Ну не знаю... Такой дохлый, синий...
— Синий?!
Слово «синий» меня убило. Что она имела в виду? Я очень мнительная девушка. Если бы она с воодушевлением меня поддержала, никому бы его не отдала и любила всю жизнь. А она меня отрезвила.
Утром они ночным поездом вернулись из Таллина. В этот день в ЛДМ у них был концерт. Я прибежала туда раньше, так мне хотелось увидеть Витю.
— Где «Кино»?
— Да только что вошли. Они за сценой.
И вдруг вижу, как Юра и Витя, спрыгнув со сцены, несутся ко мне по залу вдоль рядов. Мы бросились обниматься так горячо, словно несколько лет не виделись. А я с ужасом подумала: «Один шаг — и наша дружба рухнет!»
