Борис Гребенщиков
Я ведь на Борьку-то не злюсь. На Иру, которая лишила меня мужа, — да. На себя, что не боролась, — тоже. А на БГ — нисколько, нет в моей душе ни одной черной мысли по его поводу.
Я у Гребенщикова была и костюмером, и гримером, и женой в одном лице. Случалось, оформляла коробочки для его альбомов. Вилли Усов делал фотографии, а я вырезала, наклеивала, красила торец в нужный цвет. «Синий альбом» — значит, в синий. Ручная работа. Люди, которые продавали диски, привозили нам деньги, что заметно оживляло наше с Борькой материальное благополучие.
А однажды я даже засветилась на обложке альбома. Мы все стоим в одном из дворов Невского проспекта, молодые, сильные. Лю и Бо, которые любили друг друга, тогда еще существовали. А потом он ушел.
…Тот человек травил меня своим доберманом. Перекошенная злобой морда собаки, ее слюни на обнаженных клыках, как липкая паутина… Сплошная маска животной решимости рвать меня зубами. Пытаюсь бежать, но ноги как ватные. Я пьяна и перепугана. Но все же надеюсь одним прыжком оказаться у двери, тогда, возможно, получится успеть ее захлопнуть. Зверь перехватил меня в воздухе. Звук разрываемой плоти руки перемешался с демоническим хохотом хозяина псины. Успеваю подумать: какая все-таки ловкая собака породы доберман... Шесть швов… В больнице я молчала как заговоренная, боялась, он совсем меня убьет.
Это стало последней каплей.
Стоило ли держаться за то, что теперь есть моя жизнь?.. У меня проблема с алкоголем, вшили очередную «торпеду». И чем дольше я пребывала в трезвом состоянии, тем ближе становилась к мысли, а не закончить ли все одним махом? Доктор сказал, что если я выпью после кодировки, то просто задохнусь. Так, может, это и есть выход?
И вот в гордом одиночестве достала из холодильника банку водки, раньше продавались такие — черного цвета, с черепами. Дизайн подходящий. Сначала выпила грамм сто. Сижу, кручу банку, размышляя, что скоро Лю просто превратится в одну из таких вот костяных черепушек. Даже любопытно было слушать свой организм: когда же начнется?
В конце концов даже такой тугодум, как Гаккель, догадался, что между женой и гуру что-то происходит. Людмила и Всеволод, 1979 год
Ни фига. То есть ничего не происходит. Снова выпила. То ли водка паленая, то ли «торпеда» левая… Не начинается мой отход в мир иной, хоть ты тресни! Допила всю банку. На радостях, что все-таки не померла, устроила вечеринку. Позвала Митьков (знаете, таких художников в Питере?) и провалилась в двухмесячный запой.
Ах, если б абитуриентка ленинградской Академии художеств только могла представить себе, какой станет ее жизнь! После школы я мечтала если уж не стоять изящно у мольберта, то поступить на искусствоведческий. Увы, провалилась. Решила устроиться в Академию натурщицей и уборщицей, оглядеться за годик и снова попытаться. Смотрела, как работают художники. Садилась рядом и тоже пробовала. Кстати, меня хвалили. Да я и сама чувствовала, что могу. Натюрморты получались с мыслью, почерком.
комментировать
