Кинокартину «Дело Румянцева» курировал Герой Советского Союза генерал Соловьев — главный милиционер Ленинграда. Это обстоятельство смягчило мою участь — глубокой ночью меня выпустили. Вернувшись в гостиницу, я промыл рану под краном и уснул. Очнулся от кошмара, у меня поднялась температура, был весь в поту, рука распухла.
Я попал в больницу. Прогноз медиков — от ампутации руки до летального исхода — напугал многих. Спасибо главврачу больницы Галине Анисимовне Кофман. Она проявила поистине материнское участие — спасла мне жизнь и руку! Николай Крючков очень переживал случившееся и сделал все, чтобы меня не заменили другим исполнителем.
Конечно же осуждаю свое «молодецкое геройство»: пострадал сам, подвел творческий коллектив. А режиссер Иосиф Хейфиц больше ни разу не пригласил меня на съемки в свои фильмы...
Через полмесяца я продолжил сниматься в картине «Дело Румянцева». Ее приняли без поправок и сразу запустили в прокат. Совсем скоро на обложке журнала «Искусство кино» появилась моя фотография в роли Евдокимова. Это было уже настоящее профессиональное признание!
В фильме мой герой произнес реплику «Я вот тоже детдомовский». И после премьеры зрители, которые знать не знали о моем прошлом, стали присылать множество писем, уверяя, что я их родной сын. В доказательство прикладывали фотографии младенцев и свои личные снимки. Один «папаша» преследовал меня пару лет, несколько раз приезжал в столицу и телеграммой через «Мосфильм» назначал свидание у Киевского вокзала под башенными часами.
Но если первые мои картины имели заметный успех, то «Весна на Заречной улице» побила все рекорды популярности! А сыгранный мной инженер Крушенков до сих пор пользуется симпатией зрителей. Я часто задумываюсь над этим феноменом. Дорога «Весны...» к зрителям была далеко не простой. Она вызвала недовольство всевозможных начальников: «Ну что за сюжет? Не хочу учиться, а хочу жениться...»
Так получилось, что судьба связала меня с этой картиной еще до съемок. Поступив во ВГИК, я получил в студенческом общежитии место вчерашнего выпускника Марлена Хуциева, переехавшего к жене москвичке. Место напротив занимал его однокурсник Феликс Миронер, под кроватью которого стоял большущий чемодан, наполненный разными сценарными набросками, была там и история про учительницу и сталевара. Миронер предлагал сценарий московским студиям, но безуспешно.
