— А я от всего отказываюсь, сначала хочу окончить институт.
— Ты знаешь, неплохая мысль! — с иронией констатировал мастер.
Однажды под огонь его критики попала наша с Таней сцена из «Бориса Годунова», я играл Самозванца, Гаврилова — Марину Мнишек. «Как сказал бы по этому поводу Гоголь: до чего же храбрый русский народ! Вы — дерзкие ребята, но в Пушкине пока ничего не поняли, — вынес вердикт Сергей Аполлинариевич, считавший, что нет у нас запаса знаний, необходимого для таких ролей. — Понимаю, старались соответствовать эпохе. В результате Мнишек в платье из марли, Самозванец — в цигейковой папахе. И это бросается в глаза... Уж лучше было бы совсем отказаться от исторического костюма и играть в своей одежде. Вот что, Пушкина отложите, рано вам за него браться!» Мы не обижались.
— Посмотрите, как вы двигаетесь, разговариваете, как едите в столовой! — негодовал порой Герасимов.
— Но мы не можем в этой самой столовой есть по правилам этикета, там торопиться надо, — решительно возражала Гаврилова.
Л. Л.: Москвичей среди нас было немного: Таня, Жанна Болотова, Сережа Никоненко, Галя Польских, Женя Жариков. Остальные — приезжие. Но все без исключения девочки пытались подражать красавице Макаровой, присматривались, как она переступает стройными ножками, как держит спинку прямой. Тамара Федоровна обучала нас хорошим манерам по системе княгини Волконской. Демонстрировала, как надо одеваться, как во время приемов держать вилку с ножом, как правильно есть. Словом, прививала нам вкус.
Не могу сказать, что у меня он полностью отсутствовал. Мой дядя-эстонец был старым большевиком, брал Зимний дворец, до войны работал в Таллине прокурором, позже преподавал на кафедре марксизма-ленинизма в художественной академии. Какие-то манеры в своей семье я приобрела. У некоторых однокурсников с этим было похуже.
