Другим моим однокурсником был Николай Волков, все знали и обожали его отца в роли старика Хоттабыча. Коля пришел в театральное училище из художественного, поэтому прекрасно рисовал. Когда начали появляться мои портреты, все решили, что он влюбился. Мне это льстило, а однажды его работа настолько понравилась, что я подбежала к Коле и при всех поцеловала. Волков смутился, и однокурсники тут же сочинили эпиграмму: «Ему достался нелегко горячий поцелуй Лепко». Кто-то доложил, что у Коли в общежитии на стене висит фотография, на которой мы с ним стоим на пляже. Я была заинтригована, ломала голову, но никак не могла вспомнить, где же сводила нас судьба. Однажды попросила Колю показать снимок. На нем действительно была я! Взмолилась:
— Объясни мне, кто эта женщина?
— Моя бывшая жена, вы с ней очень похожи.
Может, этим объяснялась Колина нежная влюбленность? Симпатия между нами сохранилась на многие годы, но вот жизнь развела.
На первом курсе я снялась у Михаила Калика в фильме «Колыбельная», сыграла главную роль Аурики, которая девочкой потерялась во время войны. Картину решили отправить на Каннский кинофестиваль. Калик позвонил: «Срочно приезжай в Министерство культуры заполнять анкету на загранпаспорт». Ректор Щукинского училища Борис Евгеньевич Захава встал на дыбы: «Мы не разрешаем студентам сниматься в кино!» Действительно, мало того что я нарушила запрет, вдруг еще и приз за это получу?! Какой ужас! Да и Калик по мнению компетентных органов оказался неблагонадежным, в итоге на фестивале Советский Союз представляла «Баллада о солдате».
Я перешла на последний курс, когда однажды, играя во дворе с подружкой в пинг-понг, краем глаза заметила, как к нам подошел молодой человек. Едва мы закончили, начал знакомиться: зовут Борис, инженер, занимается ракетостроением. Новый знакомый пригласил нас заглянуть к нему вечером в гости, он жил в одном подъезде со мной. Компания, смех, танцы. Заиграла медленная музыка, Борис заключил меня в объятия, и я поняла, что пропала. Это было первое сильное чувство. Выяснилось, что Борис женат и, к несчастью, его супруга — балерина в Театре Станиславского и Немировича-Данченко, то есть работает вместе с мамой. В момент нашего знакомства она гастролировала. Но чувства были настолько сильными, что мы стали встречаться.
Наша тайна раскрылась, когда я забеременела. Мама была непреклонна, сказала, что не потерпит такого позора и чтобы я немедленно убиралась вон. Мы с Борисом сняли маленькую комнатушку на первом этаже, где одна стена не просыхала. Он разводился, мама не появлялась, я ждала ребенка и очень страдала. А папа приезжал, привозил продукты, заботился. Мама понемногу начала оттаивать, лишь когда родился Антошка.
Это будет позже, а пока мы в училище готовились к выпускным экзаменам — играли с Андрюшей Мироновым и Валей Шарыкиной отрывок из «Пигмалиона», который поставила Мансурова. Тихая скромная Валюша преображалась на сцене, очень смешно исполняла роль миссис Пирс. Мне досталась роль Элизы Дулитл, и я вытворяла на сцене клоунские фортели — кричала, визжала, залезала под стол, вспрыгивала на стул! Цецилия Львовна откуда-то прознала, что я на третьем месяце, и страшно за меня волновалась. Номер всем нравился, мы играли его то перед составом кафедры, то перед ректором... Каждый раз Цецилия Львовна предваряла наше выступление так: «Строго Лепко не судите, она на третьем месяце беременности». Через неделю: «Она на четвертом месяце...» Еще через неделю: «Она на пятом...» Мы с Мироновым умирали со смеху.
