Особенно остро я начала это понимать с рождением дочери. У нас с Полиной из-за моей замотанности дело тоже, бывало, доходило до слез. Но понимая, что перегнула, всегда прошу у нее прощения: «Извини, я, наверное, устала, и мне не хватило терпения. Тебе хочется поиграть, поговорить, но уже ночь. Я хочу, чтобы ты была здоровой девочкой со светлыми глазками, чтобы тебе было радостно, а для этого нужно высыпаться».
Лучше всего придумать какую-то интересную историю или устроить соревнование на скорость по укладыванию в кровать, чем орать: «Легла! Закрыла глаза, а то залью зеленкой!» (я и такое слышала).
Родителям все время кажется, что они прощают детей за их странности и шалости, а на самом деле это дети из любви к нам терпят непонимание и бесчувствие, они бегут даже за ударившей их мамой, рыдая и унижаясь, тянут к ней ручки. Мне тоже иногда не хватает внимания для своей дочери, терпения. Но я тут же пробую исправить ситуацию, понять, куда нужно двигаться, и с тяжелыми случаями родительского диктата никогда не смирюсь.
Слышать детский плач для меня мучительно. Недавно летела на съемки. Рядом плакала полуторагодовалая девочка. Ее папа не ругал кроху, но справиться с ней не мог. Это ведь тонкая штука — почувствовать ребенка: как ему хочется лежать, а может, ему жарко? Думала, мой мозг взорвется от криков девочки! В итоге не выдержала, встала, подошла к папе и попросила передать мне малышку. Минут сорок я пела ей песни, мы вместе кружились в танце в проходе. Наговаривала ласково: «Ты моя девочка, моя умница, ласточка, все будет хорошо...» И малышке стало спокойно, она затихла и ручкой погладила меня по плечу...
Я не смогла отдать Полину в детский сад — не хотела, чтобы она пережила ужас и страх, который внушила мне в свое время советская система коллективного воспитания детей. Я очень переживаю из-за школы, предстоящей нам через два года. Где найти педагогов, чувствующих индивидуальность ребенка и способных раскрыть в нем личность?
