Я тут же освободила свою девочку от «оков» и уложила ее, голенькую, себе на грудь. Чтобы слышала мое сердцебиение, чувствовала запах, тепло — все, к чему она привыкла, чтобы ей не было страшно в новом мире.
Если бы спросили, какое чувство в последнее время испытываю чаще и острее всего, ответила бы не задумываясь: «Чувство вины». Перед родными, близкими людьми и особенно — перед трехлетней дочкой, которую из-за занятости вижу совсем не так часто, как нам обеим хотелось бы.
Я могу не тревожиться, оставляя ее на папу, бабушку и дедушку, няню: знаю, ребенок будет вовремя накормлен, одет по погоде, занят интересным делом, ни на секунду не ощутит себя недолюбленным, брошенным, забытым. И все-таки внутри звучит печальная нота вины, к которой примешивается сожаление, что не видела очередную танцевальную импровизацию в исполнении Полины, а многие ее перлы и афоризмы знаю только в пересказе. Правда, и мне порой везет насладиться «мудростями» дочки. Вот недавно приезжаю со съемочной площадки — и сразу бросаюсь к ней в объятия. Глажу, зацеловываю, приговаривая:
— На всем свете не найдется для меня любимей попочки, — чмок, — пяточки, — чмок, — носика!
А она, вдруг высвободившись из моих объятий, серьезно изрекает:
— Нет, мама, есть у тебя еще хорошие люди.
На другой день нахожу ребенка погруженным в раздумья. «Когда вырасту, у меня будет много детей, — и после короткой паузы сакраментальный вопрос: — Ну, значит, и много мужей?» Углубляться в щекотливую тему необходимости каждый раз рожать ребенка от нового мужа я не стала.
Еще дочка любит рассказывать сказки, которые сочиняет на ходу. Для очередной придумывает «трагический финал»:
— И тогда волк съел ежика.
Как противница всякого насилия — даже в сказках и даже между дикими зверушками — пытаюсь возразить:
— Ежик же колючий, он наверняка стал защищаться.
комментировать
