В гневе (можно сказать, даже в ярости) я видел генсека лишь однажды. В белорусском Заславле должна была состояться его встреча с президентом Франции Жоржем Помпиду. Холод стоял собачий, да еще и мело несколько дней подряд. Я летел с Брежневым в одном самолете. Только подогнали трап, первым соскочил на землю — сделал несколько кадров и отправил их в Москву. Утром звонит Замятин:
— Сегодня Помпиду прилетает?
— Да.
— Надо снять их с генеральным!
— Леонид Митрофанович, это невозможно! Предупредили, что никого не пустят. Встреча закрытая, тет-а-тет!
— Ничего не знаю — иди к самому.
Что делать? Пошел к Брежневу. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж аэровокзала и слышу, как Леонид Ильич кого-то распекает: «До каких пор все это будет у нас продолжаться?! Почему я должен начинать переговоры с извинений?!» И тут же мне навстречу по лестнице скатываются министр иностранных дел Громыко и посол СССР во Франции Абрасимов — оба бледные, перепуганные. Не успеваю выяснить, что случилось, как под сводами стеклянного фойе, по которому нервно ходит Брежнев, раздается: «Леонид Ильич, идут!» Медлить нельзя, бросаюсь генсеку наперерез:
— Леонид Ильич, разрешите сделать фотографию? Потом такой возможности не будет!
— Да снимай! — досадливо машет рукой Брежнев.
Через минуту появляется Помпиду. Поприветствовав гостя, генсек говорит:
— Извините за то, что случилось...
— Господин генеральный секретарь, самое главное, что все люди живы, — не дает закончить фразу Помпиду, — а железки есть железки.
И тут французский президент замечает меня. Во взгляде недоумение и недовольство: а этот что тут делает?! Быстренько выскакиваю за дверь и — к стоящим в кордоне милиционерам: «Ребята, вот вам пленка, нужно срочно доставить ее в Минск, в белорусское отделение ТАСС!»
На другой день советские газеты вышли с фотографией, где Брежнев и Помпиду, приветливо улыбаясь, жмут друг другу руки. Сопровождает снимок сухая информационная текстовка. О ЧП, которое предшествовало встрече, понятное дело, — ни слова. А случилось вот что. Солдат-срочник, управлявший снегоочистительной машиной, заснул за рулем и врезался в самолет, на котором прилетели французские журналисты. Слава богу, не в президентский... Крыло «Каравеллы» пробило стекло в кабине снегоочистителя: солдат получил перелом руки, его сильно посекло осколками.
Через несколько дней после возвращения в Москву встречаю в кремлевском коридоре адъютанта генерального Бориса Давыдова. И он рассказывает продолжение белорусской истории: «Утром сам меня спрашивает: «Вы узнавали, что там с солдатиком, который за рулем заснул? Как его здоровье? Пусть подлечат, а потом отправят на две недели в отпуск домой, к родителям. Разгильдяи! Не могли в несколько смен работу по очистке взлетного поля организовать! Конечно, мальчишка устал и уснул». Я тут же позвонил в часть и узнал, что на солдата уже успели завести уголовное дело. После того как передал слова генерального, все, конечно, назад отмотали...»
