Еще в семнадцать после курортного знакомства в Пицунде забеременела, и тогда мама тоже помогла решить возникшую «проблему».
Но человек без Бога внутри не чувствует ни грехов, ни страстей своих, не понимает, что такое душевная смерть. Меня накрыла страшная депрессия, будто стальной плитой придавило. Потому что только через глубокое осознание греха возможно покаяние и как следствие — борьба с ним. Я же тогда еще ни осознать содеянного, ни покаяться не могла. Из института ушла в академический отпуск, чем занималась — не помню, просто существовала. Мама с Мишей постарались вывести меня из этого состояния. Агранович похлопотал, и мне дали хорошую большую роль Наташи в фильме Глеба Панфилова «Мать». Этой работой я в результате защищала диплом во ВГИКе, который мама предложила окончить в мастерской ее друга Анатолия Ромашина.
Мол, надо же получить-таки «корочки» о высшем образовании.
В это время, еще до первого экономического кризиса, открылось и вступило в силу папино завещание, по которому все его дочери (я, Маша и старшая Катя) по достижении определенного возраста получали свою долю наследства — по двадцать пять тысяч рублей, сказочную тогда сумму. Отец еще при жизни маме об этом сказал, но она молчала, боялась, что дочерям «крышу» снесет. У Маши с «крышей» все оказалось в полном порядке. Она к тому времени вышла замуж за своего однокурсника по институту иностранных языков Артема Трегубенко, успела помыкаться с ним в его маленькой квартирке. Потом, выписавшись из нашего дома, выкупила трехкомнатный кооператив в престижном месте.
А через месяц цены резко подскочили, так что сестра отцовские деньги многократно приумножила.
А я их, можно сказать, профукала. Часть прокутила с друзьями: рестораны, то-се, часть потратила по заграницам — только во Францию шесть раз съездила. Мир, приоткрывшийся за железным занавесом, манил с детства, еще с маминых поездок. Окончила ВГИК и рванула в Америку. Все равно куда, пусть на край света, лишь бы из дома. Я видела, что маме не до меня, она свою личную жизнь устраивала, Маша — свою. У нее муж, ребенок, работа, устроилась переводчицей на биржу под началом Борового.
Приехала я в Нью-Йорк и обалдела: иллюминация, небоскребы, богатейшие витрины, как на другую планету попала.
Энергетика кругом сумасшедшая! Я сама — воплощение вихря, так закрутило. До чикагских знакомых, которые вызов сделали, даже не доехала. Попала в тусовку наших артистов и художников, где травку покуривают и водкой запивают. Все в диковинку: хотелось попробовать то, попробовать это, благо деньги отцовские есть! Так «напробовалась», что однажды меня вытошнило прямо на рядом сидящих, не принял этой гадости организм. Несло по волнам, плохо все помню, как в тумане.
Но один случай память зафиксировала очень ясно. Я ехала в такси и вдруг почувствовала, будто кто-то смотрит на меня сверху, подняла глаза, а в небе — лик Божией Матери Казанской! Поразительно и то, что она мне явилась, и то, что я ее узнала. Баба Зина, мамина мама, прямо возле Казанского собора в Питере жила, маленькой меня туда водила.
Да и в доме у нее такая икона была. Может, бабуля моя благочестивая чувствовала, как мечется моя душа, и молилась. Или отец из иного мира — Бог знает. Но факт в том, что это необычайное событие стало первым стоп-краном в моем безбашенном падении. Сразу пришла расплата за разгульную жизнь: загадочным образом пропали документы и деньги. И Америка тут же обернулась другой стороной, где не бренды, а дешевые подделки, не небоскребы, а душные бейсменты — в таких полуподвалах я ждала восстановления документов. Зарабатывала посудомойкой, продавщицей. Америка с ее независимостью и свободой костью уже в горле стояла. Получила паспорт и в прикиде известного американского бренда «секонд-хенд» с поджатым хвостом вернулась домой.
Никогда между мной и мамой этого не было принято, но настрадавшись, так захотелось упасть в ее объятия и выплакать все. Едва увидела, чемодан выронила, кинулась, слезы по щекам ручьями:
— Мамочка, родная, здравствуй!
А она:
— Я думала, ты там останешься...
Эти слова — желание или нежелание меня видеть? Наткнулась на то, от чего, по сути, бежала, — на холодное, говоря церковным языком, «окамененное нечувствие». И я бросилась в другие объятия, которые завершились появлением на свет Василия Шукшина-младшего. Об этом — чуть позже.
Важно рассказать про второй мощный стоп-кран, затормозивший мое бездумное существование.
