Идем по полю, кормим птичек, муравьев, баба Зоя приметит в высокой траве ромашку, наклонится и нам показывает: «Смотрите, девочки, какая красавица. Какие лепесточки, какое солнышко внутри».
Она с восхищением смотрела на мир. Говорила, что нужно любить жизнь и слушать свое сердце, тогда все получится. Навсегда эти ее слова запомнила.
Росла я настоящей егозой, пацаном в юбке, коленки постоянно были разбитыми. Обожала «проводить научные эксперименты». Особенно увлекалась поджиганием тополиного пуха — тополя у нас перед домом стояли рядами. Пуха было очень много, поэтому когда его поджигали, выглядело это жутковато — будто пол-улицы горит!
Из-за моих проделок девочкам со мной водиться не разрешали. Так что дружила в основном с мальчишками.
В двенадцать-тринадцать жутко комплексовала из-за внешности. Виной тому стал один эпизод. Я шла с одноклассницами по улице, а парень, который жил по соседству, крикнул мне вслед:
— Боже мой, девушка, у вас ножки не переломятся?
Я худющая была, ноги тонкие... Чтобы не ударить перед подругами лицом в грязь, ответила бойко:
— Не бойся, не переломятся!
Но на самом-то деле меня эта фраза в самое сердце пронзила.
Следующие пару лет я парилась в трех парах колготок да еще рейтузы поддевала, чтобы ноги потолще казались. Дальше — больше. Пригляделась к рукам — ужас! Решила прятать свои палки под блузками с рукавами. Потом стала губы поджимать, потому что кто-то «губошлепкой» обозвал... Теперь понимаю: весь этот «прикид» меня, в общем-то, спасал. Город уже тогда был неспокойный. Опасный. У мамы вечером серьги с рубинами из ушей вырвали. А сколько моих одноклассниц избили, изнасиловали... До сих пор, когда вспоминаю краснокаменское прошлое, мурашки по телу.
А на меня парни и не смотрели. Худая, закомплексованная, одета плохо. У девчонок в школе романы, записочки, поцелуи. А у меня — ничего.
В восьмом классе к нам пришла новенькая, Ирина.
В модных лосинах, фирменной курточке, общительная, и видно, что без башки совершенно, оторва. Мальчишки перед ней так и вьются. Разглядываю ее со своей парты, а она мне моментально бросает: «Че смотришь, дура?» Такие разговоры были в порядке вещей. Произошла у нас легкая словесная перепалка. И я решила отомстить. На День святого Валентина анонимно отправила ей плохую «валентинку», а подружке ее — хорошую. Вычислили меня по горячим следам уже к последнему уроку. На улице февраль, минус тридцать, быстрым шагом, чтобы не замерзнуть, иду домой. Сзади крик:
— Ты мне «валентинку» написала?!
Оборачиваюсь — Ира выскочила на мороз без куртки, пар изо рта, трясется от холода.
— Так ты послала, Боня?
— Не я!
— Не смей врать!
Толкает в плечо. Отступаю на шаг. Ну, думаю, если мы тут «ледовое побоище» устроим — полшколы зрителей соберем.
— Ир, я пошутила просто...
— Дурацкая шутка.
— Иди оденься, ты уже синяя.
Стоим, смотрим друг на дружку. Обеим смешно. Вот так на контрах и сдружились. До сих пор лучшие подруги. Почти каждый день созваниваемся.
Той весной 1993 года мы с Ирой решили, что пора узнать настоящую, «взрослую» жизнь.
С кем только не тусовались! Даже с панками. Песни распевали на весь микрорайон, на дискотеки ходили (их то в клубе устраивали, а то колонки прямо на улице ставили, народ плясал). Однажды завалились к малознакомым ребятам в гости. Я не пила, не курила, мне и так было интересно. Разговорилась с кем-то, потом замечаю — Ирины моей нет. А сквозь музыку слышу какой-то грохот в соседней комнате. Оказалось, один из парней затащил подругу в спальню и не выпускает. Она чудом вырвалась, обманула его, мол, водички очень хочется, сейчас вернусь, а сама шепчет мне:
— Что делать, Вик?!
— Бежим скорей отсюда!