
Вернувшись из Перми, я решил продолжить режиссерские опыты в студенческой среде и, воспользовавшись узами, связывавшими мою жену со Станкоинструментальным институтом, начал ставить в его драмкружке.
Доведенные мною до премьеры «Чертовой мельницы» самодеятельные артисты «Станкина» жаждали творить и совершенствоваться дальше. Собралась инициативная группа, которая договорилась о переходе артистов и режиссера из клуба «Станкина» в Студенческий театр МГУ. После ухода Ролана Быкова его возглавлял кинорежиссер Сергей Юткевич, который стал для меня другом и учителем. У него я научился работе со зрительским подсознанием.
Моим дебютным спектаклем на сцене Студенческого театра стал «Дракон» по пьесе Евгения Шварца.
Слухи о предстоящей премьере расползались по Москве, и на генеральную репетицию пришли сразу несколько авторитетных фигур: Олег Ефремов, Назым Хикмет, Афанасий Салынский, Валентин Плучек. Тогда-то и завязалось наше знакомство с Валентином Николаевичем. Потом он неожиданно пришел к Полякову в «Миниатюры» и застал меня на сцене в женском чепце в пьесе «Веселый склероз». Это его не смутило, после спектакля Валентин Николаевич пригласил меня в труппу, предложив параллельно заняться режиссурой. Я был польщен и тут же совершил рискованный и судьбоносный поступок — вовсе отказался быть артистом.
Начало репетиций безвестного режиссера-самоучки и именитых актеров Театра Сатиры сопровождалось определенными трудностями. Но благодаря поддержке Плучека мне ничего не оставалось, как только преодолеть все преграды на пути в новую профессию.
Он помог новобранцу, показал, как нужно осуществлять художественное руководство и любить актеров. Мы дружили с Валентином Николаевичем, ходили друг к другу в гости, а однажды после посещения ресторана сели в поезд и поехали в Ленинград просто так, чтобы доказать себе, что еще способны на безрассудные поступки.
За восемь лет, прожитых рядом с Плучеком, я узнал, что к актерам опасно поворачиваться спиной, могут наброситься и загрызть, а потом будут искренне рыдать над бездыханным телом. На них бесполезно обижаться, единственный выход — любить, гладить по головке и ставить хорошие спектакли: плохих они не прощают. Худрук ответственен за все. Он залог успеха или неудачи, от его здоровья, характера и тайных механизмов вдохновения зависит благополучие всего коллектива.

При этом он обречен на вечный суд, иногда страшный. Каждый поступок, жест и чих горячо обсуждаются в театре и за его пределами. В клоаку вздорных, глупых суждений оказываются вовлечены члены семьи худрука, иногда даже его кошки с собаками. По почте приходят анонимки, раздаются телефонные звонки, травмирующие психику близких людей...
Познавая рядом с Валентином Николаевичем все тонкости и коварство избранной профессии, я старался отплатить ему сторицей за науку. Поставленный мною спектакль «Доходное место» превратился в московскую сенсацию. Меня зауважала даже жена.
На Нину спектакль произвел настолько сильное впечатление, что в ее сознании и — как следствие — в оценке моих возможностей что-то поменялось.
Снисходительность я замечать перестал. Постепенно власть в нашей семье сменилась, я занял главенствующую позицию.
Отношение ко мне чудесным образом трансформировалось не только в семье, но и в театральной Москве. Зрители штурмовали билетные кассы, меня зауважали артисты. Прониклась даже Татьяна Ивановна Пельтцер, которая в процессе репетиций ничего выдающегося в моих постановочных манипуляциях не находила. «И чего вы в режиссуру подались? — сказала она однажды. — Как только человек ничего не умеет делать, так сразу в режиссуру!» Изменила она свое мнение лишь после того, как Фаина Георгиевна Раневская, ее подруга из Театра Моссовета, сказала: «Ты, Таня, не понимаешь, что участвуешь в гениальном спектакле!