И вот возвращаемся после спектакля, открываем холодильник, а там стоит литровая бутылка водки, на этикетке написано — «Сталинград». У Любы уже все шкворчит, наливаем по пятьдесят граммов, в нос шибает нашатырный спирт. Говорю:
— Сергеич, это пить нельзя.
— Подожди, не спеши, давай сначала распробуем. Нормальный запах.
Я кое-как допил свою рюмку, а Золотухину все нипочем, прикончил треть бутылки.
Утром мы ушли на пляж, а когда возвратились, обратили внимание, что Сергеич опорожнил бутылку наполовину. Заглянул в его комнату: лежит, отдыхает. Настало время выезжать на спектакль, Золотухин заявляет: — Валера, «Сталинград» я все-таки взял, теперь это факт моей биографии.
Сидит ну абсолютно никакой.
— Сергеич, может, ты сегодня не поедешь?
— Почему, начальник?
Он называл меня «начальником», а Любочка у него была — «народ».
— Надо бы тебе отдохнуть.
— Все нормально, нам два часа добираться, полежу в машине, посплю.
И ведь отработал концерт, даже в зал спустился со сцены, чего никогда не делал, правда, споткнулся, но объяснил это так: «Софиты ослепили».
После спектакля администратор отозвал меня в сторонку:
— Хочу выразить неудовольствие.
Народный артист был пьян.
— Тогда и я выражу ответное неудовольствие. Кто поставил в холодильник «Сталинград»? Просил же две бутылки «Столичной». Я не пил, пришлось Золотухину одному побеждать.
Но едва в Израиль приехала с театром Ира, Сергеич «завязал» не только с выпивкой, но и с курением. Ее поселили в одном номере с актрисой театра, однако вскоре она перебралась к нам. Какое наступило время! Возник фантастический квартет: ни разу не поссорились, не выясняли отношений, относились друг к другу как родные. Ира и Сергеич — люди открытой души, радушные, доброжелательные, озорные, с ними было очень легко.
Все в Израиле у Сергеича сложилось: и «Сталинград» взял, и Ирину. Казалось, он не ходил, а парил над землей, так был счастлив.
Кто-то из местных поклонников подарил ему особенную простыню. У правоверных иудеев мужу и жене во время секса не полагается соприкасаться телами. Сергеич развернул простыню, увидел в нужном месте дырочку, обшитую гладью, и хитро усмехнулся: «Попробуем».
Он дал себе слово, что больше ни грамма не выпьет, и держал его даже после отъезда Ирины. Я его понимал: он боялся сорваться, потерять ее, сразу увидел в Ире родственную душу. Она, несмотря на юный возраст, уже тогда была женщиной необыкновенной и не просто умной — мудрой. Окончила школу с золотой медалью (к слову, сам Золотухин — с серебряной), пишет великолепные стихи, настоящие, глубокие. Они были интересны друг другу не только как мужчина и женщина, но и как два интеллектуала, талантливых литератора и актера.
Вскоре наша компания отправилась на месяц в гастрольную поездку по Америке.
Говорят, люди устают от общения, начинают раздражаться, но нам всегда было комфортно вместе. Поколесили на микроавтобусе по американским городам и весям от Чикаго до Лос-Анджелеса и Сан-Диего. Приезжаем, даем спектакль, а наутро отправляемся в следующий пункт назначения. Помню, добрались до Лас-Вегаса и обалдели от такого моря сверкающих огней. Ну как в столице игорного бизнеса не зайти в казино?
— Может, потом как-нибудь? — засомневался Золотухин.
— Сергеич, ты что?! Когда еще попадем в Лас-Вегас?
В казино он потащился словно на казнь.
Мы с Ирой и Любочкой бросили фишки, стали выигрывать, потом проигрывать, нас переполняли эмоции, а Золотухин ходит и нудит: «Пошли отсюда, долго еще будете деньги просаживать?»
На нашу компанию обратил внимание секьюрити, подошел к Ирине:
— Предъявите паспорт.
— Он остался в гостинице.
Стоит перед ним юная девочка в шортиках и маечке, волосы забраны в хвостик.
— Принесете, тогда и продолжите игру, а сейчас уходите.
И Ирине пришлось покинуть зал. «Слава тебе господи, услышаны мои молитвы», — обрадовался Сергеич.
