Но голос бесцветный такой. А у меня все наоборот. Токсикоз прошел, в голове прояснилось. Захотелось, чтобы все снова было хорошо, ведь мы скоро станем настоящей семьей, у нас родится ребенок!
Приехала в Москву. Чувствовала себя прекрасно, совсем немного набрала вес, выглядела отлично. Но Виталик ничего не замечал. Вечером приходил домой и, переодеваясь, на ходу сообщал: «Я в клуб». Возвращался под утро, а то и вовсе к вечеру следующего дня и уже не считал нужным что-то объяснять. Мне оставалось только терпеть и молчать.
Но, конечно, бывали у нас и хорошие дни. Он приносил завтрак в постель, целовал, поглаживал мой животик, и я расцветала. Потом Гогунский, радостный, убегал на работу: «Любимая, до вечера!»
А вечером возвращался мрачный. Лишь позже узнала, что у него были проблемы в «Универе». Снимали в тяжелом режиме — по двенадцать-пятнадцать часов подряд, без выходных. У Виталика случались срывы — приходилось даже вызывать на площадку «скорую помощь». Врачи констатировали перенапряжение, физическое и эмоциональное. Его мотало, он просто не знал, чего хочет: то ли продолжать актерскую карьеру, то ли уходить из профессии и искать себя. Однажды говорит:
— Знаешь, друзья отца предлагают заняться бизнесом — пожалуй, соглашусь.
— Думаю, это хорошее решение, бизнес — дело для настоящих мужчин, — ответила я.
Виталик тут же помрачнел. Наверное, ему хотелось, чтобы я поддержала его в выборе быть актером. На другой день сказал: «Нет, все же актерская профессия — это мое, буду и дальше сниматься». На третий день заявляет: «Решил окончательно и бесповоротно — стану режиссером!» А еще через пару дней и того круче — собирается учиться в школе тренеров и набирать футбольную команду. Он до сих пор не может найти себя, и от этого его мотает в разные стороны. Как бомба замедленного действия — никогда не знаешь, когда рванет.
А потом наступило четырнадцатое февраля. Накануне я, с животом на девятом месяце, покрасила стены детской в светло-салатовый цвет. Вот-вот родится ребенок, его нужно привезти в красивую чистую комнату. Прыгала с кистями и красками. Я и коляску с кроваткой, и детские вещи покупала сама — ведь Виталик занят.
А он в этот день, ровно через год после своего пылкого признания на мосту, вдруг заявляет:
— Знаешь, я решил продать квартиру — меня не устраивает этот район.
Покупатели будут ходить туда-сюда, смотреть. Чужие люди, шум, микробы — вредно для младенца. Поэтому снял другое жилье, там вам будет удобнее. Переезжать надо сегодня.
— Но я ведь уже здесь все обустроила!
— Ира, это мое решение. Так будет лучше для всех.
Я считаю, что таким образом он просто решил от нас избавиться. Скорее всего боялся, что ребенка надо будет прописывать. Но тогда я этого не понимала и согласилась. Виталий перевез мои вещи и уехал, сказав, что у него деловая встреча.
А я осталась. Даже выйти никуда не могу, живот-то огромный. Квартира хоть и большая, трехкомнатная, но старенькая и совершенно неуютная. Весь вечер проплакала. На следующий день отправилась в женскую консультацию на плановый осмотр. И врач вдруг говорит:
— А ведь тебе в роддом пора.
— Не может быть! Мне еще две недели ходить!
Рванула домой. Сделала укладку, привела себя в порядок. Проблемы с Виталиком отошли на дальний план. Сейчас самое главное — родить, а дочка должна увидеть маму красивой. И потом, это праздник: человек появляется на свет!
Рожала тяжело, кричала врачам: «Умираю, не хочу жить!» Наверное, всем в первый раз страшно и больно, но в этот момент кажется, что ты единственная, кто переживает такие муки. Немного пришла в себя, позвонила новоиспеченному папе:
— Я родила. Дочка! Врачи говорят, что на тебя похожа.
Он в ответ:
— Уже? Ну, класс! Спасибо. Ты извини, сейчас репетиция — позже перезвоню.
На следующий день Виталик заскочил к нам в роддом. Посмотрел на фотографии новорожденной дочки:
— Знаешь, она очень похожа на мою маму — когда ее на рынке обвешивают, у нее такое же выражение лица.
— Нас завтра выписывают, — сказала я. — Нужно купить цветы, шампанское для врачей.
— Хорошо-хорошо, — торопливо ответил Гогунский, слушая вполуха.
Ставили спектакль «Шикарная свадьба», у него одна из главных ролей — весь в работе, в репетициях. И конечно, ничего в роддом не привез, все необходимое купила в итоге моя мама. Даже букет для меня. Она протянула цветы Виталику: на, подари Ире, поздравь ее. Родственники все еще надеялись на наше примирение.
Гогунский привез нас с дочкой и моими родителями в съемную квартиру и снова уехал по делам. Уехал и пропал — несколько недель даже не брал телефонную трубку. У меня, кормящей мамы, женщины, которая не понимала, чего ей ждать завтра, наверное, уже не было никакой воли.
