Я истошно орала:
— Вызывайте реанимацию, едем в другую больницу!
Они швыряли мне бумаги:
— Подписывайте!
Я подписывала, увозила, договаривалась, находила докторов, узнавала о новых лекарствах. И еще на какое-то время продлевала Коле жизнь. Когда брата не стало, от мамы мы это скрыли: уже несколько лет она была тяжело больна. Мама прожила еще год, так и не узнав о смерти сына...
Я многих потеряла. И теперь точно знаю: человеческая воля может убить, а может, напротив, продлить чью-то жизнь. Да, все в этом мире очень хрупко и шатко, но еще родители научили: «Делай, что должно. Думать будешь потом».
И я делаю. Иначе никогда себе не прощу, не смогу жить дальше. Оттого брата тянула. Потому Кирюшку усыновила. И теперь, кстати, бываю в детских домах очень редко: знаю, что больше не смогу никого забрать, и тяжко переживаю собственное бессилие.
Остаюсь тихой и стеснительной, но если речь идет о близких — горы сверну. Однажды мы с мужем и дочерью собрались во Францию. Приехали в аэропорт, сели в самолет. Смотрю на Володю, и что-то он мне не нравится: вялый, бледный. Спрашиваю:
— Ты пил какие-нибудь таблетки?
— От головы. С утра болит.
— Уверен, что от головы?
Наш самолет компании Air France уже выруливает на взлетную полосу, а мне не по себе.
Думаю: вдруг Наумов в суматохе перепутал таблетки и выпил от повышенного давления? А я читала, что взлетать с низким давлением небезопасно. Иду к кабине пилота, начинаю колошматить в дверь. Меня перехватывают девочки-стюардессы:
— Что хочет мадам?
Отвечаю на английском: мадам хочет, чтобы немедленно остановили самолет, вернулись к терминалу и вызвали «скорую помощь».
Француженки закудахтали:
— Мадам, не волнуйтесь.
— Я не волнуюсь. Но мы не на трамвае едем, а в самолете. Наверное, не так сложно развернуться.
И добилась, чтобы мы вернулись к зданию аэропорта, где ждал доктор. Домой вызвали врача из поликлиники. Володя уже хорошо себя чувствовал, и я подумала: может, зря всех перебаламутила? Спросила врача:
— Я все сделала правильно?
— Да, Наташа, вы все сделали верно. Всегда слушайте свое сердце.
Я стараюсь. И не жалею ни об одном прожитом дне. Самое порочное, разрушающее — страдать по собственному прошлому. Но нет-нет да и закрадется мысль: все ли я отдала, что могла? Это касается не профессии — близких людей. Наверное, такова участь тех, кто много терял, непременно кажется: а вдруг ты мог их спасти?
За все прожитые вместе годы мы с Володей ни разу не поссорились.
В нашей семье вообще не принято ни ругаться, ни ругать. Так же, как когда-то с мамой, мы лучшие подружки с Наташей. Она уже взрослая, живет отдельно, второй раз замужем. Сама выстраивает свою судьбу, я на нее никогда не давила. Но распространяться о Наташе не буду — не имею права. Главное, мы избежали недопонимания, недоговоренности. Всегда все обсуждаем — честно и открыто. Убеждена, что с детьми надо разговаривать, даже когда они еще не родились. Дышать вместе, жить вместе — тогда все будет хорошо. Больше всего боялась ослабить ниточку, нас связывающую. Не верю, что кто-то, кроме самых близких людей, способен помочь решить проблемы, если они возникнут. Оттого категорически запретила школьному психологу приближаться к Кириллу. Мы с Володей лучше любого специалиста поймем своего сына.
И я его никогда не наказываю. Самое страшное, что могу сделать, — замолчать и уйти в свою комнату. Кирюша переживает, что мама расстроилась. Придет, попросит прощения. Отвечаю: «Что ты, что ты, я сама виновата...»
Наумов продолжает снимать и рисовать. Маслом и пастелью. Хотя меня Володя рисовал лишь раз. На премьере картины «Десять лет без права переписки» портрет стащили. Володя написал снова, и эту работу никогда не позволю вынести из дома. Люблю разгадывать Володины картины, которыми уставлена вся квартира. Одни готовят к выставке, другие только вернулись и их надо распаковывать, третьи необходимо обрамить. Из комнаты в комнату пробираемся по стеночке. Если на даче еще можно создать иллюзию порядка, то в Москве это нереально. Все завалено книгами, рукописями, в каждом углу возвышаются до потолка горы сценариев.
Мы постоянно куда-то спешим, вечно не успеваем, много путешествуем, устраиваем себе и друзьям праздники. А вот действительно важные дни — и счастливые, и трагические — стараюсь проводить тихо, не растрачивая без меры ни радости, ни горести. Боюсь спугнуть судьбу.
Маленькой замкнутой девочкой я и подумать не могла, что у меня будет такая жизнь: яркая, насыщенная. Сегодня даже не представляю, как можно иначе. И каждое утро, когда просыпаюсь, кажется, что самое интересное только начинается.
Редакция благодарит за помощь в организации съемки салон мебели «Театр Интерьера» в Расторгуевском переулке.
