Тараторкин тоже будет. Юра возьмет такси и подхватит нас у ресторана «Прага».
— Ладно, — соглашаюсь я без всякого энтузиазма.
В означенное время стоим у «Праги». Возле нас тормозит «Волга» с «шашечками», из которой выходит длиннющий и худющий парень. Галантно открывает дверцы машины, помогает нам усесться. Смерив его с головы до ног быстрым взглядом, выношу вердикт: «Ирка права — совсем не «тараторкин».
Еще будучи школьниками, сын и дочка попросили Юру рассказать, как мы с ним познакомились. Надо признаться, меня ждало много неожиданностей.
— Больше всего мне запомнились веснушки, которыми мамино лицо было буквально усыпано...
— начал Тараторкин.
— Юра, что ты говоришь?! — возмутилась я. — Какие веснушки? У меня и по весне всего одна-две на носу выступали, а мы познакомились в начале декабря!
— Ты просто не помнишь, Катюша, — ласково улыбнулся муж. — А я помню, потому что сразу в эти веснушки влюбился. — И обращаясь к детям, продолжил повествование: — На маме была шубка, варежки на бельевой резинке и шапка, которая все время падала.
— Ну, с шапкой, положим, ты прав: при разговоре с тобой мне приходилось запрокидывать голову — вот она и сваливалась.

Но варежки на резинке я носила только в детском саду!
— Не мешай, мама! — дуэтом возмутились дети. — Папа лучше помнит.
Продолжать доказывать свою правоту было бесполезно, и с тех пор легенда про веснушки и варежки на резинке стала неотъемлемой частью истории нашей семьи.
Впрочем, в других деталях декабрьского вечера 1968 года у нас с мужем разночтений нет. В разгар вечеринки я пошла на кухню — хозяйка попросила нарезать хлеб. Тараторкин вызвался помочь. И мы зависли на «камбузе» минут на сорок. Говорил в основном Юра: о роли Раскольникова, о том, как интересно работается с режиссером Кулиджановым, о том, что каждые выходные он играет спектакли в Ленинградском ТЮЗе, а в понедельник возвращается в Москву — на съемочную площадку «Преступления и наказания».
Сомнений не оставалось — Юра готов рассказывать о чем угодно и хоть до самого утра, лишь бы я сидела рядом. Внимание высокого красавца (да еще и получившего главную роль у самого Кулиджанова!) мне, безусловно, льстило, но не больше.
С той вечеринки Юра стал звонить каждый день. Взмолюсь бывало:
— Мне пора ложиться — завтра к девяти на лекцию! Спокойной ночи!
И слышу упавший голос:
— Добрых снов.
Только кладу трубку — снова звонок: — Катюш, еще успеешь выспаться.
Нам нужно поговорить. Давай я сейчас подъеду, ты выйдешь...
— Какие поездки ночью?! Тебе же с утра на съемку — забыл?
— Не забыл. Но очень нужно с тобой поговорить.
— Поговорим в следующий раз.
Вскоре Юра уговорил меня поехать на выходные в Питер. Я и сама хотела увидеть его на сцене. Посмотрев «После казни прошу...», вышла из зала потрясенная до глубины души и влюбленная до умопомрачения. Только вот далеко не сразу поняла, в кого именно: в Тараторкина или в его лейтенанта Шмидта? Недоуменно рассуждала сама с собой: «Юру ты не первый день знаешь, но прежде при встрече с ним коленки не подкашивались.