Я, конечно, впал в абсолютную эйфорию. Срочно связался с Ряшенцевым и Розовским, пригласил в Одессу. Мы встретились, переговоры прошли в дружеской, согретой изрядным количеством алкоголя обстановке. И я, опьяненный и радостный, не придал значения тому, что Юра Ряшенцев сидел весь такой таинственно-подозрительный. Они уехали. А их сценарий был создан в непереносимом для меня стиле: там кардинал Ришелье разговаривал по телефону, д’Артаньян ездил на велосипеде, а Миледи лежала на палубе парохода в спальном мешке, и в этом мешке у нее происходил секс с д’Артаньяном, и прочее тому подобное. Я придумал, как это все переделать, вернуть дух Дюма, поделился идеями с Кацевым, тот одобрил: «Классно, связывайся с авторами».
Даю им телеграмму: «Приезжайте работать над сценарием».
А Розовский с Ряшенцевым отвечают, что никуда не поедут, так как считают свою работу над сценарием законченной, вполне совершенной, и переписывать они ничего не будут. На меня словно ушат холодной воды вылили, а главное — абсолютно неожиданно: вроде мы так сдружились, скрепили все водкой. Подстава полная. Еду в Москву, опять к Кацеву за поддержкой. Тот:
— Да пошли они, пиши сам!
— Как, авторы же — они?
— Тебе важно получить гонорар, быть в титрах?
— Да мне ничего не надо, лишь бы фильм вышел.
— Вот и пиши, мы примем твой новый сценарий, а они получат деньги и заткнутся, — говорит он мне прямым текстом.
Что оставалось делать?
Для того чтобы начать писать, стал в пятьдесят первый раз перечитывать, казалось бы, изученное вдоль и поперек произведение и... был просто сражен тем, что мои любимые герои мушкетеры все как один — подонки, самые настоящие подонки, люди без совести совершенно! Вам не приходило это в голову? Судите сами.
Портос — натуральный альфонс, живущий за счет женщины и не стесняющийся ни этого, ни того, что ждет смерти ее супруга господина Кокнара, чтобы завладеть его баронством и поместьем. И он дождался и получил все — и титулы, и состояние.
Теперь Атос — беспросветный алкаш и циничный детоубийца.
Это Ряшенцев думал, что он утопил Миледи, и поэтому написал песню: «Есть в графском парке пруд, там лилии цветут». У Дюма же было так: он увидел у нее лилию на плече и — молча! — сняв уздечку, тут же повесил Миледи на ближайшем суку и был таков! Граф, твою мать... Благородно, ничего не скажешь. Ну какой такой страшной преступницей можно стать в шестнадцать лет? Даже не спросил ее, как и за что эта лилия! Самое дорогое, что было у д’Артаньяна, это кольцо, подаренное королевой. Я потом в фильме это обыграл. Рванув за подвесками, д’Артаньян доверил сокровище своему надежному другу — Атосу. И не успел даже исчезнуть за горизонтом, как «надежный друг» со словами «Ну ничего, он меня простит» продал кольцо и бухал на это неделю, допившись практически до смерти. Вернувшегося д’Артаньяна он встретил заросшим, помятым и совершенно невменяемым настолько, что тот не узнал друга.
Хронический алкоголик! И когда он поет свою «трагическую исповедь» — та-ра-та-ра, он тоже пьян, потому и разоткровенничался.
Арамис — пьянь и страшный ханжа, который назывался священнослужителем, когда это ему было удобно. А на самом деле просто циничный прелюбодей и наемный убийца, как, впрочем, и все мушкетеры. Кто они как не наемники? Король им не платил ни хрена, вот и возникали дуэли. «О! Мне нравятся его сапоги!» — придрался к пустяку, вызвал, убил, сапоги с трупа снял, на себя надел и дальше пошел — хвастаться друзьям своим приобретением. Это страшные люди! Им ничего не стоило убить любого, что они и доказали, приговорив женщину. Наняли палача и без суда и следствия отрубили Миледи башку.
Ну, куда дальше-то?!
А что она сделала более подлого, чем сам д’Артаньян? Хотела убить его и, не сумев, отравила Констанцию, по-женски отомстив за свое унижение, когда он трахнул ее под чужой маской и именем. Разве не естественно, что женщина его за это возненавидела?
Вот вам кумир миллионов д’Артаньян — отпетый негодяй и беспринципный карьерист, которому все равно кому служить, за кого убивать. Королю он служил не по убеждению. Помните сцену, где д’Артаньян встречается с кардиналом и тот говорит: мол, вы приехали в Париж продать подороже свой меткий глаз, сильную руку? Хочет его перекупить. А д’Артаньян отвечает, что безусловно, если бы он встретил кардинала раньше, то ему бы и продался. Дескать, все равно было, кому служить, но он встретил сначала королевских мушкетеров.
