Выпивали, за жизнь разговаривали, и я пожаловался:
— Вот ведь, блин, влип в историю...
А хозяин дома говорит:
— Это еще что, старик! Вот у меня была история... Я попался на вывозе драгоценных камней из Колумбии. Меня сделали невыездным. А что такое для циркача остаться без зарубежных гастролей? Все, конец. Я написал Андропову, что это была провокация. И он разобрался. Сейчас езжу, как прежде. И ты давай — напиши ему.
Если честно, то мне в голову не приходило жаловаться председателю КГБ на его собственное ведомство. Пришел домой, достал пишущую машинку, на которой мы с Аллой обменивались любовными записками, и начал свое письмо так: «Уважаемый Юрий Владимирович!
Я режиссер «Мосфильма», снял такие-то картины, получил такие-то премии... А меня обвиняют...» Напирал на то, что мне приписали чего не было. Не отпирался, что сказал: «Таких, как ты, надо вешать». Но уточнил, что имел в виду одного конкретного подонка, а не всех сотрудников КГБ. Жаловался, что мне больше не дают снимать. Выражал надежду, что справедливость восторжествует. И т. д., и т. п.
Послание это отнес в приемную Комитета госбезопасности на Кузнецком Мосту. Дежурный офицер спросил, что в конверте. «Письмо конфиденциального содержания, — ответил я. — Адресовано лично Юрию Владимировичу Андропову». Дежурный проверил мое мосфильмовское удостоверение и паспорт с пропиской, списал данные, а письмо попросил бросить в большой деревянный ящик.
Что мне запомнилось в этой приемной — там стояли столы и лавки.
На лавках сидели бдительные граждане и вдохновенно что-то строчили. Их было довольно много.
Недели через две раздается звонок:
— С вами говорит референт Филиппа Денисовича Бобкова, начальника Пятого управления КГБ СССР. Он приглашает вас к себе на беседу.
— А могу я прийти со своей женой?
— Зачем?
— Конфликт, о котором я написал Андропову, происходил у нее на банкете. Я думаю, ее свидетельские показания могут иметь значение. Кто моя жена, вы, наверное, знаете?
— Подскажите, — усмехнувшись, просит он.
— Алла Борисовна Пугачева.
— А, артистка...
Это, конечно, спектакль. Каждый из нас понимает больше, чем может сказать. Но на встречу в КГБ мы с Аллой едем вдвоем. Она не отказывается. Видимо, понимает, что дела мои не совсем безнадежны, раз вызвали к начальнику Пятого управления КГБ СССР.
В назначенный час приезжаем, паркуем машину со стороны проезда Серова, ныне Лубянского, напротив входа, который нам нужен. Откуда-то возникает неприметный человек, произносит строго:
— Здесь не положено...
— Мы к Бобкову, — отвечаю я.
Человек растворяется.
Через мрачный подъезд с огромными дверями мы входим в здание. Там нас ждут, провожают в лифт. Он странный: треугольной формы и очень узкий. Еле-еле влезаем втроем с сопровождающим. Поднимаемся вверх. Нас проводят в приемную, потом в кабинет.
Его хозяин — немолодой, лысоватый, довольно обаятельный человек — представляется:
— Я Филипп Денисович Бобков, встречаюсь с вами по поручению председателя. Какие у вас претензии?
— Вы читали мое письмо?
— Читал, но все-таки расскажите...
