Ради нашего малыша я и осталась. Очень хотела верить, что все будет хорошо.
Через три месяца родила красивую, здоровую девочку и назвала ее Алисой. Муж присутствовал при родах и, по-моему, перенес это испытание гораздо тяжелее, чем я. Помню, прямо в родилке попросила поесть. Рожала достаточно долго — с шести утра до трех дня — и проголодалась. Принесли тарелку супа. Я повернулась к Славе, стоявшему в изголовье: «Не хочешь присоединиться?» И вскрикнула. Он был не просто бледный — зеленый, сейчас рухнет. К нему тут же подскочили сестры, увели в коридор.
Сначала дочку показали мне, а потом дали подержать ему. Слава взял ее на руки и улыбнулся. И с этой секунды стал сумасшедшим отцом.
У меня материнский инстинкт тоже включился сразу. Отчетливо помню, как впервые посмотрела на Алису и подумала: «Теперь моя жизнь принадлежит этому крошечному существу. Я за нее в ответе».
Сначала многого не знала, не понимала. Совсем дурочка была. Лежала с ребенком в отдельной палате и сходила с ума. Когда кормить, как пеленать — непонятно. Ночью Алиса расплакалась, я не смогла ее успокоить и побежала в коридор искать дежурную медсестру. Увидела ее и закричала:
— Помогите! Пожалуйста!
— Что такое? — испугалась она.
— Ребенок плачет, а я не знаю, что делать!
— О, господи, — выдохнула женщина. — Я думала, что-то серьезное случилось...
Мне не сказали, что девочку можно отдать в специальную детскую комнату, чтобы привести себя в порядок и немного отдохнуть, и я двое суток не знала ни минуты покоя.
Потом кто-то из женщин спросил:
— Почему ты ее не отнесешь?
— А это всем можно?
— Конечно!
Сходила в детскую и отправилась в душ. Открыла кран, встала под теплую воду и ощутила неземное блаженство. Время словно остановилось. Тела я практически не ощущала, буквально парила. Ничего подобного со мной никогда в жизни не было — ни до ни после! Наверное, после родов в организме произошел мощный выброс гормонов счастья.
Я была очень тощая.
И даже во время беременности ухитрялась худеть. Дочка росла, а я не прибавляла в весе. После родов сразу пришло молоко, и грудь пятого размера на моем тщедушном тельце смотрелась довольно странно. В роддоме мне многие завидовали. Молоко было далеко не у всех женщин. Многие мамочки почему-то изливали мне душу: «Знаешь, после кесарева все так болит», «Разрывы страшные», «Молоко пропало»... Я чувствовала себя непростительно счастливой на фоне чужих несчастий и даже стыдилась, что у нас с Алисой все хорошо.
Мы продолжали жить со Славиной мамой, и она с энтузиазмом учила «непутевую невестку» уму-разуму. Однажды и моя родительница пришла к внучке. Бабушки объединились и вдвоем стали давать ценные советы.
Я озверела и выгнала их из нашей комнаты:
— До свидания, дорогие бабули! Со своей дочкой разберусь как-нибудь сама. Во-первых, я мать и инстинкт меня не подведет. А во-вторых, прочитала столько книжек, что в ваших советах относительно стирки пеленок — при том, что сейчас есть памперсы, — не нуждаюсь!
— Это ужасно! — хором закричали они. — У нее будет преть попка!
— Ну, тогда сами стирайте внучке пеленки, если так за нее боитесь. Помогите делом, а не разговорами!
Я взяла все на себя. Первое время, кроме Славы, вообще никого к Алисе не подпускала. Мною владел животный страх, казалось, если чужой возьмет девочку на руки, она забудет мой запах.
