Я выскакивал из подъезда, садился в машину и ехал куда глаза глядят. Руки на руле ходили ходуном, в голове стучало: «Ноги моей там больше не будет! Все, я вычеркнул ее из памяти!»
Моей решимости хватало на час-полтора. Потом я понимал: если не услышу Машин голос — умру. Набирал номер, просил (не зная, в чем провинился!) прощения. Получив его, радовался как ненормальный, а потом презирал себя. За то, что не могу вырваться из сильнейшей эмоциональной зависимости, в которую попал впервые в жизни. За то, что меня, сильного, самостоятельного мужика, женщина дергает за ниточки, как марионетку.
Наверное, я все-таки сумел бы избавиться от этой болезненной привязанности: уехал бы на другой конец света, занялся там новым бизнесом, а в свободное время катался на скутере — уходил бы часов на пять-шесть в море, которое, как известно, лечит не хуже целой армии психотерапевтов. Но в ноябре Маша объявила — без эмоций, очень буднично:
— Я, кажется, беременна.
У меня перехватило дыхание:
— Мусик, родная моя...
Я готов был броситься к ней, обнять, расцеловать, но остался на месте — знал: Маша таких порывов не любит.
В сорок лет я мог, наконец, стать отцом и готов был ради этого терпеть что угодно.
Пусть Маша кричит на меня хоть сто раз на дню, пусть обвиняет во всех существующих и мнимых грехах — буду отвечать ей лаской и нежностью! Стану не мужчиной, а «облаком в штанах»!
Как ни странно, но на первых порах беременность действовала на Машу умиротворяюще: скандалы теперь если и случались, то не чаще раза в неделю, и были какими-то вялыми, быстро затухавшими. Я же, выполняя свое намерение, на взбрыки не реагировал, усталость и деловые проблемы оставлял за порогом, а дома ходил за Машей по пятам, стараясь угадать любое желание.
Мне очень хотелось отвезти Марию в Итальянские Альпы. Поначалу она дала согласие: дескать, отдых и свежий воздух в ее положении не повредят. Я уже рисовал себе радужные картины.
Вот, усадив любимую в одном из кафе у начала трассы, сам поднимаюсь на гору, становлюсь на лыжи и лечу вниз, а она смотрит на меня через слегка заиндевевшее окно. Вот вечером мы, уютно устроившись у пылающего камина, говорим, говорим... В этих долгих беседах наконец открываем друг другу самое сокровенное и становимся по-настоящему близкими, родными людьми.
Незадолго до отъезда выяснилось: Маша должна остаться в Москве, у нее съемки. А я уже пригласил на горнолыжный курорт своего давнего друга и партнера — вице-президента кельнского филиала «Мерседеса» Франца Шенкельберга с супругой и отменить поездку не мог.
Из Италии звонил Маше по нескольку раз на дню, справлялся: как добралась до работы, успела ли пообедать, не мучает ли дурнота?
А когда однажды вечером она сообщила, что «завтра должна вырваться на УЗИ, во время которого, возможно, удастся узнать пол будущего ребенка», не знал, как скоротать грядущие сутки. Чтобы убить время, с утра отправился на трассу.
Лечу вниз со скоростью пятьдесят-шестьдесят километров в час и вдруг вижу: наперерез идет — неспешно, вертя головой по сторонам — дамочка в ярко-красном костюме. Опытные лыжники называют таких «горнопляжницами». Пытаюсь уйти в сторону, она дергается туда же. Дикий крик, удар. Меня отбрасывает метров на тридцать. Спасатели на месте ЧП появляются буквально через минуту — даму укладывают на носилки и несут к машине с красным крестом. Я, убедившись, что ничего не сломал, от медицинской помощи отказываюсь. Однако до отеля добираюсь с трудом — ушибов и синяков при столкновении получил достаточно.
В номере первым делом набираю Машин телефон и слышу слегка удивленное:
— А как ты понял, что я только-только вышла с УЗИ? Даже маме еще позвонить не успела...
— Что?! Что сказал врач?! — почти кричу в трубку.
— Что у нас будет двойня. Мальчики.
Кажется, я заплакал.
Готов был сорваться в Москву в тот же вечер и сделал бы это, если бы Франц с супругой, услышав новость, сказали: «Вы сейчас должны быть рядом с женой. Езжайте». Но они этого не предложили, и поскольку я их пригласил, пришлось остаться в Альпах еще на неделю. Помню, как в первый вечер стоял на балконе, смотрел на звездное небо, на поросшие соснами горы и шептал: «Господи, спасибо тебе!
Когда сыновья подрастут, мы обязательно все вместе приедем сюда».
Оставшиеся несколько дней показались вечностью. На трассу я больше не выходил, считая, что не вправе теперь рисковать своим здоровьем. Пытался читать, смотреть телевизор, но мыслями все время возвращался в Москву. Франц и его жена деликатно старались не замечать моей рассеянности, когда я вдруг замолкал на середине фразы, а потом никак не мог вспомнить тему беседы.
Прекрасно понимая, какая ответственность на мне лежит, возвращался в Москву с твердым намерением вплотную заняться делами и раскрутить бизнес на полную катушку.
