Решил на понт взять? Думал, я до него не дозвонюсь? У меня и без тебя проблем выше крыши, так что забудь этот номер, а то хуже будет.
— Ладно, с Батей я прокололся, — после паузы неохотно признал мой собеседник. — Но бабки все равно готовь, потому что я не шучу.
— Да пошел ты!
— Не надо так, Марк Григорьевич. Не кипятитесь, а то у вас лицо стало красное, прямо под цвет рубашки.
Я вцепился в трубку и начал отступать к стене.
— Да, я тут, рядом, и если придется, готов на крайние меры... — вкрадчиво произнес голос. — Вы же не хотите, чтобы на фестивале кто-то умер?
— Я тебя найду, сволочь! — крикнул я, забыв, что вокруг люди.
— Лучше ищите деньги. Адьес, амиго!
Кто-то говорил, что страх надо вливать в душу постепенно, по капле — тогда человек сломается и сделается управляемым. Тот, кто мне звонил, явно не утруждал себя такими психологическими тонкостями. Но если он хотел меня напугать, ему это удалось. Здесь, в холле «Жемчужины», среди нарядных людей, притаилась опасность. И я понятия не имею, что мне с этим делать.
Сквозь толпу пробирался «американец» Влад Масков. Последние несколько лет он появлялся в России нечасто и мои многочисленные приглашения вежливо отклонял, а сейчас вот приехал — загорелый, накачанный, сверкающий голливудской улыбкой.
Мы обнялись, и он шепнул на ухо:
— Как наши пять номеров? Целы?
— Конечно, куда ж без них!
Я всегда держу пустыми пять оплаченных номеров для особых встреч, ключи от которых выдаются только тем участникам фестиваля, которых я внес в особый список. Потому что номера эти непростые. Лежит, например, чья-нибудь жена на пляже, приобретает загар и даже не подозревает, чем ее благоверный сейчас в одном из этих номеров занимается. А если и заподозрит что-то, то застукать муженька на месте преступления у нее нет никаких шансов. Номера комнат каждый год разные и известны лишь мне и еще двум надежным людям. Больше никому.
— Ты с женой? — уточнил я.
— Марк, я опять свободен как птица. Не везет мне с семейной жизнью.
— И даже без подруги? — не поверил я.
— В Тулу со своим самоваром? — засмеялся Влад. — Да у тебя тут целый десант симпатичных девчонок высадился.
— Ты про «группу поддержки»?
Влад непонимающе посмотрел на меня.
— Ты что, забыл, мы так называем сотрудниц моего офиса, журналисток, актрисулек молоденьких... Приезжают отдохнуть, в море поплавать, курортный романчик завести. Ты все же поосторожнее, наши позубастей голливудских будут. Гляди в оба, чтобы не пришлось потом, как Абдулову, читать про свое мужское достоинство в прессе.
Влад вытаращил глаза.
— Я о журналистке Сослановой.
Часами просиживала у меня в кабинете, предлагая себя. Я не сдался. Абдулову повезло меньше.
Сквозь стеклянные двери гостиницы я увидел, как у входа остановилось несколько машин. Из них вышли Александр Абдулов со свитой.
— Легок на помине, — пробормотал я.
— А кто это с ним? — спросил Масков, кивая на женщину, вцепившуюся в Сашин локоть.
— Пиявка. Алиса Шейман.
Я в очередной раз поразился тому, как странно устроен человек.
Женщины сходят по Абдулову с ума: красивый, талантливый, богатый. Он мог бы выбрать любую. А рядом девица, которую все тут знают как облупленную: ни ума, ни совести. Сашу очень любила балерина из Волгограда Галя, с которой он прожил несколько лет, — скромная достойная женщина. Но он променял ее на оторву. Произошло это как раз на «Кинотавре». Шейман работала секретаршей у директора Театра Дружбы народов, офис которого располагался рядом с моим на Арбате. Но тот ее выгнал после одной некрасивой истории. И Шейман бросилась ко мне. Умоляла взять на любую должность, хотя бы на период фестиваля. Работать она не собиралась, да особо и не умела. Мы от нее вскоре избавились. Но есть такие люди: ты гонишь их в дверь, они лезут в окно. Алиса проникала на «Кинотавр» всеми правдами и неправдами. На фестивале она искала нового спонсора, потому что была бедна как церковная мышь.
