Но я не надеялась, что из этого курортного романа получится что-то серьезное. И притом Саша был женат.
Но когда мы вернулись в Москву, Сурин не исчез, стал звонить, заходить в гости в мою коммуналку. И не испугался. А ведь Саша, благодаря папе Владимиру Николаевичу — генеральному директору «Мосфильма», — с детства привык к другой обстановке. Семья жила на улице Горького в прекрасной квартире, в полном достатке, и получала кремлевские пайки. Вокруг Саши вертелись все: и Михалковы, и Кончаловские, потому что стоило ему замолвить словечко папе, как любые вопросы считались решенными. Вскоре Саша сообщил мне, что развелся с женой — актрисой Майей Булгаковой, и пригласил домой знакомить с родителями, бабушкой и братом. А еще через некоторое время я забеременела.
— Расписывайтесь, — сразу сказал Владимир Николаевич.
— Ой, нет-нет, — ответила я, — вот рожу, тогда распишемся.
Но Владимир Николаевич настоял, перед его авторитетом и матерые режиссеры бледнели, где уж мне ему перечить. И мы с Сашей отправились в загс.
Я была на четвертом месяце беременности, когда Сурины перевезли меня к себе. Но в их красивой, просторной квартире я мучилась как птица в клетке. Стеснялась директора студии, с которым теперь должна была пользоваться одной ванной и туалетом. Страшно боялась, что Владимир Николаевич может увидеть меня непричесанной или в ночной рубашке. Бегала в туалет на улицу под предлогом купить хлеба. Несмотря на то, что Владимир Николаевич, узнав, что у меня есть дочь, сразу же предложил привезти Ираду в Москву, стеснялась лишний раз позвонить из их квартиры в Баку.
Уезжала в свою коммуналку и оттуда говорила со свекровью и дочерью. Как я привезу ее в семью, в которой сама чувствую себя неловко? Саше и тому было не слишком уютно в собственном доме, где из посторонних позволено было бывать только Сергею Бондарчуку. Приятели мужа собирались в моей комнатке на Ленинском. Сашина мама — Елизавета Михайловна — панически боялась чужаков, которые могли выболтать секреты их семьи и из-за этого, мол, пострадает карьера Владимира Николаевича.
Мама у Саши оказалась очень капризной и властной женщиной. И хотя держала себя в рамках приличий, я чувствовала, что пришлась не ко двору. Только она избавилась от Майи Булгаковой, которая была старше Саши, да еще и с ребенком от первого брака, как появилась новая невестка — без роду без племени и опять с ребенком.
Свое настроение Елизавета Михайловна словно передала сыну. Он как-то вдруг охладел ко мне. Стал долго задерживаться на работе, по выходным в мужской компании ездил на полигон стрелять по тарелочкам. Сурин вел себя так, словно славная вещица, которую он присмотрел в Ялте, не вписалась в интерьер его московской квартиры, не понравилась родным, и он потерял к ней всякий интерес. Как-то в магазине я увидела чудесные ползунки для новорожденного: «Саша, давай купим!» И заметила, что лицо мужа на какое-то мгновение исказила гримаса. Словно наш будущий ребенок ему не в радость.
«Как замечательно было в Крыму, лучше бы там все и закончилось, что же мне теперь делать, беременной?»
— думала я, мучаясь бессонницей в чужом доме.
Прошел месяц с тех пор, как я переехала к Суриным, и сдерживаемое свекровью раздражение выплеснулось наружу. Сначала она заявила, что я не так сварила борщ. Я решила не реагировать — мало ли, плохо себя чувствует или встала не с той ноги. Но свекровь продолжала накручивать себя и меня.
— Сразу видно, что ты неблагодарная! — говорила она. — Ты что, не понимаешь, в какой дом попала?!
— А в какой дом я попала?
— Ты должна спасибо сказать за то, как тебя принимают, как я тебя кормлю! На завтрак рыночный творожок с медом, свежие фрукты — стоит только руку протянуть.
— Спасибо, я ценю вашу заботу, — ответила я и направилась к выходу.
Хотела избежать скандала.
Но свекровь не отступала, вспомнила все свои болячки, до которых никому нет дела. Обвинила меня в черствости. Пришел Саша, Елизавета Михайловна затащила его в комнату и стала жаловаться: «Живет на всем готовом, а сама ничем не хочет помочь!» — доносилось из-за двери.
Саша вышел и заявил, не глядя на меня:
— Не нравится, пусть идет.
Едва сдерживая слезы, я тут же собрала вещи.
— Правильно, Сашенька, — обрадовалась свекровь, открыла входную дверь и, можно сказать, выставила меня на лестницу.
— Из грязи никогда не выберетесь в князи!