Одна льнула справа, другая слева. И препирались: «Это моя мама!» — «Нет, моя!» Я целовала их теплые затылки и думала: «Ну и бог с ними, с моими неудавшимися романами. Вот оно, главное счастье! Устроить свою личную жизнь и нарушить наш союз? Да ни за что!»
Они до сих пор ревнуют меня: «Кто тебе звонил?! Ты так кокетничала, даже голос изменился».
Боже мой! Кто мне может звонить в семьдесят лет?
Они и друг к другу умудряются ревновать.
«Ты Машу больше любишь!» — заявляет Ирада.
«Конечно, ты со мной в магазин не поедешь, только с Ирадой...» — в свою очередь дуется Маша.
Они никуда без меня, даже кофточки не могут купить. Другие в моем возрасте еле до булочной доползают, а я с ними по всем торговым центрам мотаюсь, наряды выбираю.
Ювелир Саша единственный, не без помощи подарков, добился их снисхождения. Мы жили как у Христа за пазухой. Но с Сашей тоже не сложилось. Ведь он был женат. И я, благодарная ему за все, что он для меня делает, все равно повторяла: «Мы должны прекратить эти отношения. У тебя дети».
Однажды я пришла к нему, когда жена была на работе, и увидела на стуле полотенце со следами туши для ресниц. Такие остаются, когда женщина вытирает слезы...
А у него я не раз замечала царапины на руках. Значит, дома скандалы: до драки, до истерик. Я повесила полотенце и сказала: «Больше нам видеться не нужно».
Он очень переживал, звонил и просил вернуться. Но я не пошла на попятную. Хотя вряд ли облегчила жизнь Фредди, его жены. И до, и после меня Саша крутил романы с актрисами. Что делать? Человек любил кино...
У меня были и другие отношения, я не раз могла выйти замуж, но не стала этого делать. Я не хотела, чтобы в доме присутствовал какой-то «чужой дядя». Так и осталась одна.
Единственным человеком, с которым могла бы связать свою судьбу, был киевский режиссер Борис Ивченко, сын известного режиссера Виктора Ивченко, снявшего фильм «Гадюка».
Только ему разрешалось ночевать в нашем доме. За те долгие годы, что мы были знакомы, он превратился в друга семьи. И в Борю я не была влюблена, но дорожила его преданным чувством. Мы познакомились еще в то время, когда был жив Фаик. Я снималась у Петра Тодоровского в «Верности», а он проходил на этой картине практику. Мне кажется — Боря был всегда. Закрывал глаза на мои увлечения, замужества и преданно любил меня и моих детей, особенно Ираду. Появлялся иногда как снег на голову, звонил в дверь.
— Кто там? — спрашивала я.
— Бабрак Кармаль, — отвечал он.
Приходила подруга Зина, девочки, мы садились все вместе за стол.
Он очень переживал, когда я забеременела и ушла от Саши Сурина, но замуж почему-то никогда не звал.
Наверное понимал, что ситуация безвыходная. Нас разделяли километры. Он ни за что не согласился бы перебраться в Москву, а я не могла переехать в Киев. Так и жили — виделись время от времени. От этой безысходности, да еще и с работой у него не все ладилось, Боря начал пить. Приехав в Киев на съемки картины «Рассмешите клоуна», я встретилась с ним и увидела, что Боря сильно опустился. Пристрастие к алкоголю привело к плачевным последствиям. Он рано умер. Бывая в Киеве, я каждый раз прихожу к нему на могилку. Потому что Боря как-то тихо-тихо сроднился с моей семьей. Мы со старшей дочкой, которая хорошо его помнит, часто о нем говорим.
Кстати, Ирада тоже работает в кино, вторым режиссером на «Мосфильме».
Она часто приезжает ко мне просто поболтать, обсудить за сигаретой общих киношных знакомых, помянуть маму Лиду, которая, доведя младшую внучку до выпускного в школе, уехала на родину, и с тех пор уже мы приезжали навещать ее, пока не пришлось проводить нашу любимую бабушку в последний путь.
Каждый телефонный разговор с Ирадой заканчивается одинаково: «Мама, я тебя люблю!» Маша куда более сдержанна в своих чувствах. Моя младшая вышла замуж за ливанца, с которым вместе училась в институте, родила сына Филиппа. Благодаря ему я поняла: мальчики — это совершенно другой мир. Я теперь разбираюсь в цилиндрах мотоциклов и разъезжаю по дачному поселку на ревущем монстре. Конечно же, не за рулем, а за спиной у внука. Кроме того, я единственный человек, которому Филипп доверяет свои сердечные тайны.
Однажды он сделал мне больше чем комплимент: «Бабушка для меня главная после Бога».
До шести лет Филипп жил в Москве. Потом его отец сказал: «Хочу, чтобы ребенок знал мой язык и мою семью» — и уговорил Машу уехать.
В мае Маша с Филиппом приезжали ко мне на дачу, а в сентябре возвращались в Ливан. Семья у моего зятя замечательная, сестры — учителя, преподают физику и химию. Все говорят по-английски и по-французски.
Когда внук перешел в шестой класс, Маше предложили хорошую работу в Москве и она переехала в Россию. Отец Филиппа не возражал — сын стал взрослым и уже не нуждался в постоянном присутствии матери. Маша ездит в Ливан на Новый год, день рождения Филиппа, а иногда и просто так.
