И действительно, Волк затмил другие великолепные работы мужа в анимации: ведь его голосом говорил Шер-хан в «Маугли» и пел Водяной из «Летучего корабля».
Наверное, были и другие поклонницы, жаждавшие внимания известного человека. Но уделял ли он им его, мне неизвестно. Даже после Толиной смерти не объявилось ни одной дамы с заявлением: «А у нас с вашим мужем был роман». Толя любил меня, всегда это знала. Хотя нежных признаний, красивых слов произносить не умел. Предпочитал словам дела. И я его любила, никогда не изменяла. Хотя однажды все-таки дала мужу повод для ревности.
В театр пришел работать красивый актер Федя Косарев и, что называется, стал подбивать ко мне клинья. То в гримерку заявится чайку попить, то комплимент сделает: «Наденька, как же хорошо ты сегодня играла». Взгляды, которые он на меня бросал, не укрылись от Толиного внимания. А тут еще мы стали по вечерам вместе выгуливать собак. У Евгения Леонова, с которым Папанов снимался в «Белорусском вокзале», ощенилась спаниелиха, и Женя подарил нам щенка. Я выводила нашего Тимошку, а Федя, живший по соседству, своего пса, и мы часами кружили по микрорайону. Однажды возвращаюсь домой, а Толя говорит:
— Если продолжишь с Федькой собак выгуливать, смотри у меня, — и приложил кулак к моему глазу. — Думаешь, не вижу, как он на тебя поглядывает?
— Может, ты и прав, но я-то смотрю только на тебя.
Толя мечтал о сыне, а я все откладывала. Сначала казалось — рано, еще успеем, хотелось поработать, поиграть в театре. Аборты после войны были запрещены, но одна моя родственница нашла акушерку, которая вызывала у беременной кровотечение. А уж с таким диагнозом можно было смело обращаться в больницу. Ее услугами я пользовалась раза четыре.
А в тридцать лет решила: пора рожать. Так на свет появилась наша дочка, которую назвали в честь Толиной мамы Леной. Мы тогда жили в общежитии, моя мама замаялась мотаться через весь город, чтобы отпустить меня на спектакль или репетицию, и поставила вопрос ребром: «Я не в состоянии каждый день возвращаться домой за полночь, отдайте мне Лену». И до седьмого класса наш ребенок жил у бабушки.
Понятно, что самым близким человеком для дочки была моя мама. Хотя мы, конечно, приезжали в выходные, чтобы пообщаться, погулять с ней. Толя постоянно спрашивал: «У Лены все есть?» Старались и одеть, и обуть, с гастролей всегда везли обновки. Но мы считали, что дочь не должна выделяться среди одноклассников, и ничего такого, что могло вызвать зависть, у нее не было. Хорошо знали по актерской среде, как это чувство отравляет жизнь.
Мы с Толей не хотели, чтобы Лена становилась актрисой. Но не потому, что считали ее внешность неподходящей, причина совсем в другом. «Зачем тебе это нужно? — отговаривал муж. — Ты не представляешь, какие склоки разворачиваются в театре, чтобы не пострадать от них, нужно иметь ух какой характер!»
