Елена Папанова: «Папа становился неуемным...»

«У папы были серьезные проблемы с алкоголем, случались настоящие запои. Наверное, так он снимал стресс».
Варвара Богданова
|
03 Января 2011
Фото: Марк Штейнбок

«Театр сатиры — на гастролях в Болгарии. В одном из городков советских артистов пришли поприветствовать чуть ли не все его жители. Торжественная обстановка, на трибуне поочередно выступают руководители театра. Но вдруг все — и дети, и взрослые — начали дружно скандировать: «Ну, по-го-ди! Ну, по-го-ди!» На трибуне — немая сцена. Что делать? Тогда к микрофону подходит папа и произносит своим характерным голосом: «Ну, заяц…»

— а вся площадь в общем порыве ликования подхватывает: «…погоди!!!» — рассказывает актриса Елена Папанова, дочь Анатолия Дмитриевича Папанова.

— Моя бабушка, с маминой стороны, впервые увидев жениха своей дочери, сказала ей потихоньку: «Надя, наверное, Толя хороший человек, но неужели ты не могла найти кого-нибудь посимпатичнее?» Правда, в молодости папа был не очень интересный — долговязый, худой, а мама — красавица. Но ее этот диссонанс совершенно не смущал. Мама говорила: «Зато он необыкновенно талантливый…» Папа тещу свою очень любил. Жили они с мамой вместе с ее родителями — в одной комнате в доме на Саввинской набережной, в классической московской коммуналке: с длинным коридором, с общей кухней и множеством соседей, при отсутствии ванной.

«Валерию Гай Германику я считаю своей крестной в кино». С Анной Шепелевой в сериале «Школа»
«Валерию Гай Германику я считаю своей крестной в кино». С Анной Шепелевой в сериале «Школа»
Фото: Фото предоставлено Первым каналом

Дружно жили. Папа и за продуктами ходил, и за керосином, по дому что-то делал. Соседки вечно просили его то баки тяжелые с водой перетаскать, то белье выстиранное снять — веревки для сушки висели слишком высоко. И папа всем помогал безотказно. Любил посидеть на маленькой скамеечке на кухне, покурить, понаблюдать за происходящим. Кто-то непременно просил его рассказать что-нибудь про артистов Театра сатиры, и он с удовольствием рассказывал…

— Лена, а вы знаете историю знакомства своих родителей?

— Конечно. Они учились на одном курсе в ГИТИСе. Мама поступила туда сразу после школы. Свою фамилию в списках принятых прочла 22 июня 1941 года… Успела проучиться несколько месяцев, а зимой вместе с моей бабушкой уехала в эвакуацию, в Новосибирск.

Мама Надежда Юрьевна Каратаева...
Мама Надежда Юрьевна Каратаева...
Фото: Фото из семейного альбома

Там окончила краткосрочные курсы медсестер и больше года ездила по фронтам в санитарном поезде. Я часто думаю: ведь совсем молоденькая была, единственная дочь в семье, а бабушка отпустила ее на такую войну. Правда, характер у моей мамы решительный, боевой. В конце 42-го года санитарный поезд прибыл на подмосковную станцию для переформирования. Мама, получив увольнительную на три дня, добралась до своей московской квартиры: почти все соседи в эвакуации, в комнате, которая до войны принадлежала их семье, живет какой-то посторонний мужчина. Но надо отдать ему должное, жилплощадь он немедленно освободил. Мама пришла в ГИТИС и выяснила, что там вот-вот возобновятся занятия. Ее вспомнили, предложили восстановиться. Вернувшись к месту своей службы, мама рассказала обо всем комиссару поезда, и он разрешил ей написать рапорт об увольнении из армии…

А на втором курсе к ним пришел папа — его комиссовали после ранения. Накануне боя под Харьковом в блиндаж, куда он с товарищами пришел погреться, попал снаряд. Очнулся папа уже в госпитале и только там узнал, что все, кто был с ним рядом, погибли… Полгода провел в госпитале, ему ампутировали два пальца на ноге, дали инвалидность. Вот так, с палочкой, прихрамывая, в линялой солдатской гимнастерке, он пришел поступать в театральный институт. Не знаю, почему мама обратила на него внимание. Может, потому, что и сама ходила в такой же видавшей виды гимнастерке? Домой они ездили вместе на одном трамвае, поскольку жили по соседству. И, как мама говорит, доездились — влюбились друг в друга. Свадьбу играли уже на четвертом курсе, после Победы, 20 мая. Потом оба уехали в Клайпеду в Русский драматический театр, но через год вернулись: сначала папа — его пригласили в Театр сатиры, а потом и мама.

Поселились, как я уже говорила, вместе с мамиными родителями… Наверное, из-за бытовых сложностей не спешили заводить детей. Я родилась у них, когда папе было уже 32 года, а маме — 29 лет. Через два года после моего появления на свет они переехали. Театр сатиры в то время располагался в помещении, где сейчас находится Театр на Малой Бронной. В этом же доме сделали надстройку, получилось небольшое общежитие на девять комнат. Одну из них дали моим родителям. Чтобы попасть на работу, им требовалось всего лишь спуститься по лестнице и пройти через небольшой двор. Удобно.

А меня было решено оставить с бабушкой и дедушкой — чтобы я поменьше болталась в театре, вовремя ела и гуляла на свежем воздухе, вместо того чтобы дожидаться окончания спектакля или репетиции, сидя в пыльных кулисах.

Так до 14 лет я и жила с ними. Даже когда родители получили отдельную квартиру в новостройке на окраине Москвы, не переехала к ним. Конечно, они часто навещали меня, привозили подарки, но я… не очень любила эти посещения. У меня было очень счастливое детство, я обожала свою бабушку, Марию Васильевну, до сих пор считаю, что она — моя вторая мама. Любила наш двор — мне нравилось играть во все дворовые игры, выдумывать всякие развлечения, гулять с подружками по близлежащим улицам и переулкам. А периодические «вторжения» родителей мешали этому упоительному времяпрепровождению. В день их ожидаемого визита бабушка уже с утра портила мне настроение, предупреждая: «Побудь дома. Подожди папу с мамой».

...и отец Анатолий Дмитриевич Папанов. Конец 40-х годов
...и отец Анатолий Дмитриевич Папанов. Конец 40-х годов
Фото: Фото из семейного альбома

Или: «Гуляй поблизости, не пропусти родителей». Когда они, наконец, приезжали, начинались совершенно неинтересные для меня разговоры: «Как ты учишься? Чем занимаешься? Покажи дневник…» И хотя я успевала по всем предметам и вообще была послушной девочкой, все равно с тоской переносила этот «досмотр».

Папа начал работать в кино достаточно рано. Еще до войны сыграл в массовке в фильме «Ленин в Октябре». Потом были и «Человек ниоткуда», и «Приходите завтра», и «Родная кровь»... Но известным его сделала роль генерала Серпилина в фильме «Живые и мертвые». В школе и во дворе на меня стали показывать пальцем и говорить: «Вот та девчонка, чей отец…» И меня это коробило, я комплексовала. Казалось даже, что кое-кто дружит со мной только потому, что я — дочка популярного актера.

Хотя в том, что родители — актеры, работавшие в знаменитом московском театре, имелись и свои плюсы. (Улыбается.) Возвращаясь с гастролей, они, естественно, привозили мне игрушки, красивые вещи, которых в Советском Союзе было не достать. Раньше бабушка перешивала мне что-то из маминых нарядов. Помню, как после поездки во Францию у меня появилась вообще невероятная вещь — колготки, эластичные, красного цвета. Мы о таком новшестве и понятия не имели. Тогда девочки ходили в простых коричневых чулках в рубчик. Бабушка, правда, сразу убрала это заграничное чудо в шкаф и сказала: «Надевать будешь по праздникам…» А еще мне очень нравилось гостить у родителей в общежитии. Их соседкой там была Татьяна Ивановна Пельтцер, которая жила вместе со своим папой, тоже очень знаменитым в свое время актером.

«Бабушка спрашивала маму: «Надя, неужели ты не могла найти кого-нибудь посимпатичнее?»
«Бабушка спрашивала маму: «Надя, неужели ты не могла найти кого-нибудь посимпатичнее?»
Фото: Фото из семейного альбома

Татьяна Ивановна всю жизнь была заядлой картежницей. Компанию ей обычно составляли Валентина Георгиевна Токарская и Ольга Александровна Аросева. Несмотря на то что Пельтцеры занимали одну комнату, у Татьяны Ивановны была домработница, которая славилась тем, что никогда не убирала за собой на кухне. За что ей попадало от старшего по общежитию — Владимира Петровича Ушакова. (Артист известен по фильму «Свадьба с приданым», где он снимался вместе с Верой Васильевой, которая вскоре стала его женой. — Прим. ред.) Жил там и Виктор Байков, многие годы игравший пана Вотрубу в «Кабачке «13 стульев», и другие актеры и служащие театра. А вот детей, по-моему, ни у кого не было. Во всяком случае, приезжая туда, я становилась объектом всеобщего внимания. Со мной сюсюкались, приглашали зайти в гости, угощали конфетами, даже дарили игрушки.

— Недавно в интервью «7Д» Ольга Александровна Аросева вспоминала, как Анатолий Дмитриевич говорил ей: «Ты не смотри, что я такой хам, у меня в душе незабудки цветут…»

— Не знаю, почему он так говорил, никогда не слышала от него этой фразы.

Скорее всего, это присказка какая-то, может, слова из роли. Папа никогда не был хамом. Но мог быть очень категоричным. Я помню, что он всегда крестился, проходя мимо храма. Иногда заходил в церковь. А когда в 1972 году умерла его мама, Елена Болеславовна, перестал это делать. Я спросила: «Почему?» Папа долго молчал, потом произнес: «Я очень просил Господа сохранить мать. Он не внял. И вера моя пошатнулась…» Что тут скажешь? Можно, конечно, поспорить, но таков был папин ответ… Он обожал своих родителей, к отцу обращался на «вы».

«Не жалею, что родила детей. Сидя с ними дома, отказываясь от ролей в кино, от работы в театре, думала: «Ничего. У меня все это еще будет...» А между тем время шло, и я упустила свой шанс...»
«Не жалею, что родила детей. Сидя с ними дома, отказываясь от ролей в кино, от работы в театре, думала: «Ничего. У меня все это еще будет...» А между тем время шло, и я упустила свой шанс...»
Фото: Марк Штейнбок

Всегда помогал им, опекал свою старшую сестру Нину. Папа вообще был человеком очень добрым, деликатным и тактичным. Став известным, востребованным актером, хорошо зарабатывая, приезжал на спектакль на своей «Волге» и оставлял машину где-нибудь подальше от театра, чтобы не выпячивать свое благополучие перед менее обеспеченными актерами. Много лет папа был членом художественного совета театра. Обсуждая тот или иной спектакль, некоторые актеры не стеснялись в выражениях, а папа «критиковал» своих коллег так: «Я знаю, сколько труда и души вложено в эту работу. Это и нужно ценить, а не цепляться за недостатки!» Такая вот у него была критика. Как-то на репетицию спектакля «Последние», который папа ставил, пришел главный режиссер Театра сатиры Валентин Николаевич Плучек и в резкой форме сделал какие-то нелицеприятные замечания молодой актрисе Светлане Рябовой.

Она в слезах выбежала из зала. Отец догнал ее и долго успокаивал: «Не плачь, Светочка, это я виноват, мало с тобой репетировал. Мы еще поработаем, и ты будешь хорошо играть!» Папа хотел и меня занять в этом спектакле. Помню, мы ехали вместе в машине и он сказал: «Знаешь, Лена, там есть роль Любы, горбуньи. Она твоя, я прямо чувствую. Хочешь сыграть?» «Конечно, — говорю, — очень». Прошло время, и я спросила: «Ну так что? Когда начнутся репетиции?» Папа ответил, замявшись: «Я эту роль отдал нашей актрисе. А то неудобно как-то. Скажут, что Папанов дочку свою привел из другого театра…» Никогда в жизни папа не просил ни за меня, ни за маму. Однажды ей должны были дать звание заслуженной артистки РСФСР, но документы где-то застряли. Тогда секретарь парторганизации театра Борис Рунге предложил отцу вступить в КПСС, за что обещал похлопотать за маму.

Папа отказался, вечером рассказал об этой истории маме, и она его поддержала.

Когда, учась в старших классах, я заикнулась дома о том, что тоже хочу стать актрисой, родители сказали довольно категорично: «Не надо. Для женщины это вообще очень тяжелая профессия. Еще была бы у тебя внешность подходящая, играла бы героинь. А ты у нас не красавица». То, что я не красавица, мама внушала мне с самого детства. Она вообще любит правду сказать. (Смеется.) И если сначала я горько переживала по этому поводу, то потом как-то свыклась с этой мыслью. Ну что же теперь поделаешь. Я готовилась в иняз, учила английский, занималась с педагогами. Но после выпускного вечера, втайне от родителей, отправилась на прослушивание в Школу-студию МХАТ.

Прошла там до третьего тура и… срезалась. Алла Константиновна Тарасова, которая набирала курс, объяснила, почему не взяла меня: «Во-первых, вы плохо подготовились. А потом, подумайте, нужно ли вам вообще становиться актрисой». Еще один удар по самолюбию. Домой я пришла зареванная и тут уж все рассказала встревоженной маме. Тогда на семейном совете было решено: раз мне так хочется в актрисы — ладно, пробуй. Две недели со мной занималась преподавательница сценической речи, после чего я прошла сразу в три театральных вуза. Выбрала ГИТИС, поскольку там учились родители. После окончания меня пригласили в Театр имени Ермоловой. Возможно, при зачислении фамилия и сыграла определенную роль, но папа следил за моей карьерой совершенно отстраненно, издали. Помню, художественный руководитель и мой педагог Владимир Алексеевич Андреев как-то спросил: «Ну что, отец когда-нибудь придет тебя посмотреть?»

«Юра снимал комнату в полуразрушенном доме. О том, чтобы жить там вместе, не могло быть и речи. Мои родители этого не допустили бы. И мы решили расписаться потихоньку»
«Юра снимал комнату в полуразрушенном доме. О том, чтобы жить там вместе, не могло быть и речи. Мои родители этого не допустили бы. И мы решили расписаться потихоньку»
Фото: Фото из семейного альбома

А ведь тогда я уже проработала в театре довольно долго, выходила на сцену в нескольких спектаклях. Но даже после того, как я передала наш разговор папе, он пришел ко мне в театр еще не скоро.

— Как вы думаете, может, он так поступал в воспитательных целях?

— Не знаю, не могу сказать, что папа меня как-то воспитывал. Его и дома-то практически не бывало — он очень много работал. Знаю, что Евгений Павлович Леонов, даже уезжая на съемки или гастроли, не переставал общаться со своим сыном — всю жизнь писал ему письма и таким образом пытался объяснить какие-то вещи, вложить что-то важное. Андрюша их бережно сохранил, потом даже издал книгу, которая так и называется — «Письма к сыну».

«Я спросила: «Ну что, пап, когда репетиция?» Замявшись, отец ответил, что уже отдал роль другой актрисе». 1968 г.
«Я спросила: «Ну что, пап, когда репетиция?» Замявшись, отец ответил, что уже отдал роль другой актрисе». 1968 г.
Фото: Фото из семейного альбома

А мне папа за всю жизнь написал одно-единственное письмо. После окончания института я поехала на первые в своей жизни гастроли с Ермоловским театром — в Кемерово, в Томск, на два месяца. Как молодую актрису, меня поселили в плохонькой гостинице, в номере без удобств. Чужой город, малознакомые коллеги. Я затосковала. К тому же в это время у меня в самом разгаре была любовь с моим будущим мужем, Юрой Титовым, и конечно же разлука на такой долгий срок и с любимым, и с домом переживалась мной тяжело. И вот я, как из пионерского лагеря, написала жалостное письмо домой: «Заберите меня отсюда!» Потом настроение улучшилось, я ввелась в спектакли, познакомилась с артистами и забыла о своем послании. А через какое-то время в гостинице мне передали письмо от папы.

«Сцены, которые внук закатывает мне по дороге в детский сад, свидетельствуют о его актерских талантах. Кто знает, вдруг пойдет в прадедушку?»
«Сцены, которые внук закатывает мне по дороге в детский сад, свидетельствуют о его актерских талантах. Кто знает, вдруг пойдет в прадедушку?»
Фото: Марк Штейнбок

В нем на нескольких страницах, неторопливо, вдумчиво, было написано все — и слова любви и поддержки, и актерские советы, и тактичные наставления, и новости из домашней жизни. Я его храню.

— А в вашу личную жизнь родители вмешивались?

— Их вмешательство в основном оставалось на уровне советов. Когда я вернулась с тех гастролей, мы с Юрой решили пожениться. Учились мы с ним на одном курсе, в дипломном спектакле «Как вам это понравится» по Шекспиру играли любовь, которая очень скоро стала для нас не сценической, а вполне реальной. После окончания института Юра, приехавший в Москву из Ташкента, устроился в Ногинске в областной театр, снимал комнату в полуразрушенном доме в Сокольниках.

О том, чтобы жить там вместе, не могло быть и речи — мои родители этого не допустили бы. Сначала мы хотели расписаться потихоньку, никого не предупредив. Даже подали заявление, но накануне бракосочетания поругались. Я не пришла в загс, а Юра пришел, но прождал меня безрезультатно. Помирившись, мы решили действовать как положено. Мне пришлось уламывать родителей. Не то чтобы они были против моего замужества, просто говорили: «Рано. Разберись сначала, что тебе нужно — в театре работать или семьей заниматься». Ну куда там! Разве мы слушаемся маму с папой? После свадьбы мы с Юрой перебрались в район Теплого Стана, в собственную однокомнатную квартиру — это был подарок моих родителей, которые решили, что мы должны жить самостоятельно… Конечно, Юра не раз и ловил на себе косые взгляды окружающих, и слышал обвинения, что женился на дочке известного актера из-за московской прописки.

(Улыбаясь.) Мне иногда кажется, что наш брак оказался таким прочным как доказательство обратного. Как и у всех, у нас бывали ссоры, доходило и до серьезных размолвок, но каждый раз я думала: «Разведемся — все недоброжелатели обрадуются, скажут: «Значит, мы были правы!»

Я начала довольно успешно сниматься, сыграла в двухсерийной сказке Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Туфли с золотыми пряжками», потом еще в одном фильме, а в 79-м году родилась Маша. Полтора года я просидела с ней дома. Отказывалась от работы в театре, от ролей в кино, думала: «Ничего страшного. Все это у меня еще будет». Потом родилась вторая дочка — Надя. Я опять сижу дома. Театр собирался на гастроли в ГДР со спектаклями, в которых я была занята.

Мне звонят, спрашивают: «Поедешь?» — «Не могу, я кормлю ребенка». Как раз в этот период папа подвозил на машине старейшую актрису нашего театра Евдокию Урусову. Разговор коснулся меня. Евдокия Юрьевна сказала: «Ну, что же Лена? Она только детей рожает, а в театре не бывает совсем». Папа передал мне ее слова. Я была очень задета, но в душе понимала, что Урусова права. Сейчас думаю: «Если бы тогда я была более хваткая, более рассудочная…» Нет, конечно же я не жалею о том, что родила детей, просто надо было стараться так устраивать свою жизнь, чтобы все-таки как-то укрепиться в театре и в кино. А я упустила момент, можно сказать, упустила свой шанс. Когда вышла из декрета, время ушло, кино изменилось, да и во мне, конечно, мало чего осталось от той молоденькой русопятой девочки.

Материально мы в те годы жили нелегко — муж учился в аспирантуре в ГИТИСе, денег не хватало. У родителей брать нам не хотелось. Правда, папа, навещая нас, потихоньку совал мне в карман какие-то деньги, но предупреждал: «Только маме не говори». (Смеется.) А с мамой однажды очень забавный случай произошел. Чтобы немножко подзаработать, Юра устроился грузчиком в соседнюю с нашим домом булочную. Родителям мы об этом не говорили. Как-то мама приехала к нам в гости, зашла за хлебом и в торговом зале увидела Юру — в белом фартуке, подающим лотки с булками. Она сделала вид, что не узнала его, тут же развернулась и в полнейшем смятении ушла. Пришлось потом мне объясняться… Конечно, они старались помочь нам с детьми, брали девочек к себе. Папа, кстати, оказался потрясающим дедушкой, хотя внучки так его никогда не называли — для них он был Толя.

К сожалению, младшая Надя мало его помнит, а Маше повезло. Папа много с ней занимался, гулял, читал наизусть «Евгения Онегина», «Медного Всадника». По счастью, у нас сохранились кассеты с этими записями.

— А родители ваши жили дружно?

— Когда папы не стало, я спросила маму: «А как вы прожили эти 43 года?» Она ответила: «По-разному». Отец очень любил маму, по молодости бешено ревновал ее. Почему-то с нежностью называл Чекалда, а еще Доченькой... (Смеется.) По дому ничего не умел делать, гвоздя забить не мог. Папа зарабатывал деньги. На туалетном столике стояла маленькая хрустальная вазочка, вот под нее он всегда клал свои гонорары. Конечно, мама жила за отцом как за каменной стеной, но в их отношениях случались моменты, когда она даже хотела развестись с ним — отговорила бабушка.

Дело в том, что у папы были очень серьезные проблемы с алкоголем, случались настоящие запои. Наверное, так он снимал стресс. Но в эти периоды становился совершенно неуемным, рвался из дома, уезжал в какие-то компании. Тогда терялись деньги, вещи, документы… Однажды, когда отец еще не был столь узнаваемым артистом, он попал в историю. Будучи сильно выпивши, присел на лавочку на Пушкинской улице рядом с прокуратурой. К нему подошел милиционер и сказал, что сидеть здесь в таком виде не положено. Папа ответил что-то вроде того, что немного отдохнет и уйдет. Милиционер не отставал, отец тоже начал заводиться, они уже заговорили на повышенных тонах, и папа, схватив стража порядка за грудки, нечаянно оторвал ему галстук. Тот вызвал подкрепление, отца скрутили, забрали в милицию. Дали 15 суток, да еще телегу в театр накатали.

«Юра не раз ловил на себе косые взгляды и слышал обвинения, что женился на дочке известного артиста из-за московской прописки. Мне иногда кажется, что наш брак оказался таким прочным как доказательство обратного»
«Юра не раз ловил на себе косые взгляды и слышал обвинения, что женился на дочке известного артиста из-за московской прописки. Мне иногда кажется, что наш брак оказался таким прочным как доказательство обратного»
Фото: Марк Штейнбок

Он отбыл наказание от звонка до звонка. То есть: днем артист Папанов подметал улицы, а вечером милиционер доставлял его в театр играть спектакль… В это же время в Театре сатиры появился новый актер Евгений Весник. Папа с ним очень сдружился. Как-то он не пришел домой ночевать. Мама страшно переживала, обзванивала друзей и знакомых. Оказалось, что отец на пару с Евгением Яковлевичем сели в поезд на Ленинградском вокзале, причем сразу в вагон-ресторан, и так, беседуя под водочку, доехали до Ленинграда. Погуляли по городу, вечером опять устроились в вагоне-ресторане и «тепленькими» вернулись в Москву… Но с Евгением Яковлевичем папу связывали не только застолья. Они оба воевали, прошли тяжелые испытания фронтом. А еще им вместе хорошо работалось. Весник сделал инсценировку «Двенадцати стульев».

Сам давно мечтал сыграть Остапа Бендера, а роль Кисы предложил отцу. Ставил спектакль обожаемый папой актер и режиссер Эраст Павлович Гарин. Помогала ему его жена Хеся Локшина. Они с упоением репетировали, и папа потом замечательно, трагически, играл Воробьянинова. Как-то простуженный Папанов предложил после репетиции «согреться». Для покупки горячительного не хватало рубля, заняли у Локшиной. Она попросилась в компанию третьей. Весник с папой легко согласились, так как решили, что женщина много не выпьет. Каково же было их удивление, граничащее с искренним возмущением, когда хрупкая Хеся Александровна одним махом осушила целый стакан и, не закусывая, отошла. Как вспоминал Весник: «Надо было видеть лицо Папанова. Он тут же выдал: «Рубль не отдавай!..» Однажды я случайно открыла место, где отец хранил свои заначки.

В нашем доме было много книг, родители собрали хорошую библиотеку. Я решила почитать, как сейчас помню, Жюля Верна. Открыла нужный том, а оттуда выпала десятирублевая купюра, из следующего тома — еще одна. Так набралась довольно приличная сумма. Я позвала маму, которая что-то делала на кухне, и показала ей этот клад. Мама засмеялась, но на папу не рассердилась. Мы собрали деньги. Чем кончилась эта история, я не знаю... (Улыбается.) Пить отец бросил в один день. И мне потом сказал: «Не верь, если будут говорить: «Я не могу не пить, я — алкоголик». Если человек захочет, значит, сможет». При всей своей мягкости и доброте в каких-то проявлениях отец бывал невероятно тверд. Одному молодому актеру Театра сатиры как-то заметил: «Не по таланту пьешь».

— Многие годы постоянным партнером Анатолия Дмитриевича и в кино, и в театре был Андрей Миронов. Они ушли из жизни практически одновременно…

— Их последней совместной работой в Театре сатиры стал спектакль «Вишневый сад», где папа играл Гаева, а Миронов — Лопахина. На премьеру, как обычно, пришла мама Андрея Александровича — Мария Владимировна. Отцу казалось, что в его лице недостает благородства для этой роли, поэтому для выразительности он делал сложный грим — клеил себе ресницы, бородку и усы. Надевал светлый костюм, брал в руки тросточку и в таком элегантном виде выходил к публике. Спектакль тогда шел на малой сцене — сейчас это называется «Чердак» Театра сатиры. Зрители располагались очень близко от сценического пространства, поэтому актерам было хорошо слышно, что они говорят.

И когда папа вышел на сцену, Мария Владимировна, обращаясь к своей спутнице, достаточно внятно и громко прокомментировала его облик: «Вылитый князь Игорь!» После чего папа уже за кулисами тихонько попросил Миронова: «Андрюша, уйми маму!» (Грустно задумавшись.) «Вишневый сад» они должны были играть 11 августа 87-го года на сцене Рижского театра оперы и балета, но в этот день мы в Москве хоронили папу… Андрей Александрович предложил замену — его, Миронова, творческий вечер в память артиста Папанова. Читал стихи, играл отрывки из спектаклей, где они были заняты вместе с папой. Присутствовавшие на том вечере рассказывали, как истово, с какой потрясающей отдачей работал Миронов. Создавалось полное впечатление, что он общается с живым Папановым… Папа ушел из жизни скоропостижно, неожиданно.

Мы с Юрой и девочками жили на даче. Папа на два дня приехал в Москву из Карелии со съемок фильма «Холодное лето пятьдесят третьего...», зашел в ГИТИС — он тогда уже там преподавал, вел курс у монгольских студентов. Всегда волновался за них, переживал, и тут нужно было уладить какие-то проблемы с общежитием. Студенты, кстати говоря, обожали отца, за глаза ласково называли Папаша. Когда Папаша об этом узнал, у него на глаза навернулись слезы…

Папу ждали в Риге, где проходили гастроли Театра сатиры. Мама уже была там. Когда отец не появился в назначенный день, все заволновались. Стали звонить домой — никто не берет трубку. Мобильных телефонов тогда не существовало, на даче у нас тоже не было связи. Поздним вечером к нам приехал зять актрисы Нины Николаевны Архиповой и рассказал, что нигде не могут найти папу.

В Москву с ключами от родительской квартиры поехал Юра. Но попасть туда сразу не смог — дверь оказалась закрыта на задвижку. С соседского балкона муж перелез на наш — а это, между прочим, 13?й этаж, — разбил окно и… нашел папу в ванной комнате… Юра сделал все что положено — вызвал милицию, «скорую». Врачи констатировали мгновенную остановку сердца. Позвонил маме в Ригу… Она рассказывала потом, что с момента, как услышала это известие, не помнит, что с ней происходило. Актеры, находившиеся в это время рядом, говорили, что еле удерживали ее — в полном смысле слова, мама билась головой о стену и повторяла: «Этого не может быть!..» Когда Юра вернулся на дачу и сообщил, что папы больше нет, я поднялась на второй этаж в папину комнату, рухнула на его кровать и проревела остаток ночи.

Наутро, собрав детей, мы уехали в Москву.

С отцом прощались в фойе театра, потому что на сцене шел ремонт. Из всей труппы приехали несколько человек — Ольга Александровна Аросева, Роман Ткачук, Нина Николаевна Архипова. Остальных не отпустил Плучек, не захотел прерывать гастроли. Но пришли актеры других театров — Сергей Юрский, Людмила Касаткина… А вообще народу было очень много — очередь стояла от Пушкинской площади… Мне тогда вспомнилась наша последняя с папой поездка на дачу. Он любил там бывать, только такая возможность выдавалась нечасто. И вот, уже в ноябре, мы приехали туда с ним и с девочками. Вечером я уложила детей спать, мы с папой смотрим программу «Время», и там передают, что ночью по области ожидается сильный снегопад. А у нас в тот год был большой урожай яблок, которые мы еще не успели собрать.

Папа говорит: «Слушай, у нас же яблоки пропадут». А снег уже пошел — крупными мокрыми хлопьями. Мы тепло оделись, вооружились фонарями и в темноте стали собирать эти яблоки, а они сами падали, падали нам под ноги, потому что не выдерживали тяжести снега. Много набрали. С тех пор не могу спокойно слушать песню «Яблоки на снегу», плачу…

— Потеря близкого человека — горе, тяжелое испытание для его родных. Но считается, что дорогие нам люди не оставляют нас, напротив — отныне как бы помогают нам здесь, в земной жизни. Скажите, можно ли считать ваше участие в съемках нашумевшего фильма «Школа», прошедшего на Первом канале, именно такой помощью свыше?

«После смерти отца я спросила маму: «Как вы прожили эти сорок три года?» Она ответила:«По-разному»
«После смерти отца я спросила маму: «Как вы прожили эти сорок три года?» Она ответила:«По-разному»
Фото: Марк Штейнбок

— (Задумавшись.) Может быть. Во всяком случае, это было достаточно неожиданно. Я снималась редко, в небольших ролях. Но на кастинги ходила. Вот и тут меня пригласили на кастинг. Я даже не знала, кто режиссер. В числе прочих сидела девушка, ровесница моей младшей дочери. Довольно эпатажно одетая, да еще с маленькой собачкой на руках. Она потом эту собачку и на съемки брала. Во время репетиции моей сцены попросила меня сделать что-то по-другому. Я подумала: «Что за странная особа?» Вот это и оказалась Валерия Гай Германика… На площадке мне с ней работалось очень хорошо, Лера много чего подсказывала. Из всей нашей семьи «Школу» от начала до конца посмотрела только моя мама. Сначала она с ужасом следила, как меня снимают — то нос вполлица, то ухо крупным планом. А позже говорила: «Теперь мне даже нравится». Я-то считаю Леру своей крестной в кино, потому что после «Школы» меня стали звать в другие картины.

Не могу сказать, что завалена работой, но есть интересные предложения. В Театре имени Ермоловой, где я продолжаю служить, недавно выпустили новый спектакль «Весенняя гроза» по пьесе Теннесси Уильямса. Там у меня интересная роль, с музыкой, танцами.

— А ваши дочери продолжили актерскую династию?

— Старшая, Маша, сначала вроде выказывала такое желание, но потом спросила: «Мам, а почему ты так мало получаешь?» «Такие зарплаты в театре, — отвечаю. — В кино платят больше, только туда надо еще попасть». — «Еще попасть…» — задумчиво протянула моя дочь. Ну разве можно с таким настроением идти в актрисы? Здесь работают бесплатно.

(Смеется.) Но своими девочками я горжусь. Они обе получили хорошее образование, на что я потратила немало сил. Маша окончила Институт стран Азии и Африки МГУ, знает корейский язык. У нее своя небольшая фирма. А Надя училась на экономическом факультете университета печати. Она у нас — заместитель заведующего отделом в одном банке… У мужа карьера в театре тоже не сложилась. Он сейчас работает в Аппарате Правительства, в Белом доме. Но я чувствую — по сцене тоскует. А вот мама до сих пор служит в Театре сатиры, играет Фрекен Бок в спектакле «Малыш и Карлсон, который живет на крыше». К каждому спектаклю подходит очень ответственно. Боюсь, что Машин сын Игаль (его папа, мой зять Саша, — гражданин Израиля, поэтому мальчику дали такое необычное для нас имя) станет актером. Во всяком случае, сцены, которые он мне закатывает по дороге в детский сад, свидетельствуют о его актерских талантах.

А кто знает, вдруг пойдет в прадедушку?

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог