«Недавно мы с крестницей были в таком особом месте, где все загадывают желания. Нужно было пройти под аркой и в этот момент подумать о том, чего ты хочешь. И вот когда я оказалась под этой аркой, то загадала неожиданное для себя желание...» — рассказывает актриса Вера Васильева.
— Вера Кузьминична, знаю, что в предстоящие новогодние праздники вы уедете с внучкой и крестницей отдыхать за границу. А вот интересно, каким обычно был Новый год в вашем детстве?
— Очень скромным, ведь это 1930-е годы. По-моему, в моем раннем детстве вообще не отмечали Новый год. (Рождество и Новый год в СССР с 1917?го до 1935 года считались пережитками буржуазного строя и официально не праздновались. — Прим. ред.) Ну а потом, когда начали отмечать, у нас все равно не было возможности даже елку поставить. Мы впятером жили в одной комнате. Подарков не было. В качестве угощения детям отец мог принести по конфете или мандарину, еще помню, как нам с сестрами на Новый год выдавали по бутерброду с сыром. Это было счастьем, потому что обычно мы ели картошку и щи. Правда, однажды я получила роскошный подарок: родители купили для меня в комиссионке старую фисгармонию, думая, что это пианино.
Серьезно заниматься на ней было невозможно. Но я все равно была очень рада, наугад нажимала клавиши, и получалась даже какая-то музыка… В общем, семейных застолий по поводу праздника в моем детстве вроде бы не было... Уже в юности, во время войны, помню, мы с папой хотели, чтобы у нас к новогоднему столу был гусь. Папа купил в деревне живого гусенка, и он жил у нас в комнате, под столом. Когда мы с отцом приходили домой, гусь встречал нас радостным криком, потому что знал, что его сейчас покормят. И так мы к нему незаметно привыкли. Когда гусь уже стал гладким и откормленным, посмотрели мы с папой друг на друга и поняли: съесть его не сможем — жалко! Птицу пришлось отвезти в ту деревню, где отец ее купил. За гуся дали полмешка картошки.
— А как же ваша новогодняя свадьба? Я своими глазами видела старую архивную пленку, на которой вас с мужем Владимиром Ушаковым за новогодним столом поздравляют с недавним бракосочетанием!
— Такая запись действительно есть. Но вы знаете, она постановочная. Узнав, что мы с Володей не так давно поженились, нас попросили поднять бокалы и поцеловаться. На самом деле, отпраздновав свадьбу в общежитии в декабре 1956 года, мы несколько лет в загс не торопились. Лишь когда нам понадобилось это для документов, по-моему в связи с получением квартиры, расписались. Но ничего особенного по этому поводу не устраивали. Я вообще считаю, что настоящая свадьба у нас состоялась только после 50 лет совместной жизни. Вот тогда все было как положено: белое платье, кольца и большой праздник для друзей… Что касается Нового года, то у нас с мужем была традиция: в декабре мы приходили в Дом моды Славы Зайцева на Кузнецком Мосту, там продавались платья из коллекций, которые уже были показаны. И я себе выбирала что-то красивое и праздничное. Такой Володя мне делал подарок.
— Мне кажется, муж вас всю жизнь баловал… Не каждая пара может похвастаться 55 годами совместной жизни! В чем же секрет?
— Может быть, секрет в том, что он на меня был похож? Он тоже из очень простой, бедной семьи. Так же мечтал о театре как о чем-то несбыточно-прекрасном. И хорошо понимал меня, если я дома брала какой-нибудь роман и начинала писать для себя сценарий «по мотивам». Просто так, не имея никакой надежды, что я когда-нибудь это сыграю… Или разучивала пьесу, в которой мне не давали роли. У него это не вызывало удивления или смеха. Володя снисходительно относился к тому, что я не хозяйственная, и брал многие заботы по дому на себя. Прекрасно сервировал стол и даже заказал настоящий бар и удивлял этим наших гостей. Наш дом всегда был открытым. Забегали Александр Ширвиндт, Андрюша Миронов, даже не на какой-то званый обед, а просто так. Володя из меня стремился сделать такую современную леди. Он хотел, чтобы я играла в теннис, умела танцевать, водить машину, научилась бы хорошо плавать. Я пыталась соответствовать, но эти занятия меня не увлекали.
— Ну водить-то вы научились, и если судить по правам, ваш водительский стаж — 65 лет!
— Это смешно! Да, вот эти права, они сохранились. Я честно отучилась в автошколе, ходила на специальную площадку, все экзамены сдала. После этого села за руль Володиной машины, «Победы», мы куда-то поехали, муж мне говорит: «Тормози». А у меня получилось наоборот. Он испугался, помог мне остановить машину и сказал: «Больше за руль не садись!» Я ответила: «Больше и не буду». На этом мои «успехи» закончились. Но благодаря тому, что муж водил, мы могли иногда путешествовать. Однажды Володя и Андрюша Миронов решили ехать в Ригу, на гастроли, на своих машинах. Помню, как это было здорово: абсолютно пустое шоссе, одна машина обгоняет другую, и мы все радостные, молодые, влюбленные… Андрюша ехал с молодой актрисой Таней Егоровой. На ночь мы остановились в какой-то гостинице. И мы с Таней придумали устроить костюмированный вечер. Оделись как-то причудливо — мужские пиджаки, шляпы. Было очень смешно! Андрей и Володя, увидев нас, хохотали… Муж очень любил Миронова и искренне радовался его успехам. Потому что Володя был абсолютно независтливым человеком. Андрей это чувствовал.
— Вера Кузьминична, в канун Нового года принято говорить о чудесах. Я знаю, что в вашей судьбе было много поворотных моментов. Когда жизнь могла пойти совсем по-другому…
— Мне вспоминается случай, который не имеет отношения к празднику, но это действительно чудесное спасение. Как говорят, бог отвел… История эта связана с известным в годы моей юности актером, Всеволодом БлюментальТамариным. Мы с подругами им увлекались, он был невероятно популярен. И когда началась война, его поклонницы иногда приезжали на его дачу под Истрой, рядом с Новым Иерусалимом, в надежде увидеть своего кумира, выполнить какие-то его мелкие поручения. Однажды одна из поклонниц мне сказала, что получила записочку от Всеволода Александровича с просьбой привезти какие-то продукты. И среди них — я это хорошо запомнила — два батона копченой колбасы. Она все это купила и говорит: «Хотите, Верочка, поехать со мной?»
Конечно же я хотела! Я его считала великим артистом. Отвезти что-то и, может быть, поздороваться мне показалось очень заманчивым. И вдруг мне мама говорит: «Верочка, иди за керосином». Я отвечаю: «Мам, завтра куплю». — «Нет, прямо сейчас! Ни примус, ни керосинка не горят, а мне обед варить…» И мы не поехали. Я очень огорчилась. А на следующее утро по радио передали: «После кровопролитных боев наши войска оставили город Истра». И я подумала: «Боже мой, вошли бы немцы, и я бы там могла оказаться, могла попасть под пули или даже в плен». Вот судьба как-то уберегла.
— Мне кажется, в вашей жизни немало судьбоносных событий. Когда знаменитый и влиятельный режиссер Иван Пырьев взял вас, студентку, в свой фильм, ваша жизнь полностью изменилась. Но он же, говорят, потом и не давал вам сниматься?
— До сих пор не знаю точно, действительно ли он препятствовал этому. Видимо, это так, ведь он сам сказал мне однажды, когда на его притязания я ответила отказом: «Ты больше никогда не будешь сниматься в кино!» Но я его ни в коем случае не обвиняю. Хотя понимаю, что, наверное, по мнению людей, могла бы. Вероятно, Иван Александрович вел себя так, как привык. Но я всегда думаю о нем с благодарностью. Какая была бы у меня скромная жизнь, если бы не «Сказание о земле Сибирской». После окончания училища меня бы, вероятно, послали в какой-нибудь маленький городок, в провинциальный театр. Я так ясно представляла себе эту картину. Вот за мной кто-то ухаживает, думаю, не люблю, но и отказывать боюсь, вдруг никого больше не будет. Согласна. Возможно бы, вышла замуж. Наверное, были бы дети. Нужда… Я так рассуждаю, потому что вокруг меня была такая жизнь, такие примеры. Скорее всего, так случилось бы и со мной. И если б я не снялась в фильме Ивана Пырьева, меня бы, возможно, не приняли в Театр сатиры. Все это заставляет меня быть благодарной ему и вспоминать о нем только хорошее. Пырьев действительно подарил мне билет в счастливую творческую жизнь.
— Вы и на Плучека никогда не обижались…
— Я как раз сейчас читала про Плучека и пожалела, что я при его жизни мало знала о нем. Интересная биография, выдающийся человек. Он в общем ко мне неплохо относился. Я получала много ролей, но это не те роли, о которых я мечтала. Это были современные пьесы с незатейливым сюжетом. Таких ролей в моей жизни оказалось немало. Но между мной и Валентином Николаевичем не было никаких обид. Мы с Володей бывали у него на днях рождения. Муж умел мастерски говорить тосты, и когда он их произносил, выходило, что Плучек просто великий человек, все заслушивались. Валентин Николаевич был талантливый, но, видимо, я была не его актрисой. Хотя нельзя забывать о двух моих удачных работах в его спектаклях — Графиня в «Безумном дне, или Женитьбе Фигаро» и Анна Андреевна в «Ревизоре». Они изменили ко мне отношение как к актрисе в сознании зрителей. Эти роли помогли мне поверить в себя.
— Вера Кузьминична, знаю, что в вашей жизни было и такое чудо из чудес: другая актриса добровольно отдала вам роль!
— Да, это со мной произошло, пожалуй, только однажды. Элина Быстрицкая позвонила и сказала, что у них в Малом театре уже готов новый спектакль «Пиковая дама», где она репетировала роль Графини: «Понимаете, Верочка, я плохо себя чувствую, не могу отыграть премьеру. И я предложила вашу кандидатуру». Но надо сказать, что обо мне она подумала не случайно. До этого мы с ней работали на радио, играли в одной постановке двух матерей, потерявших сыновей на войне. Что интересно, ни она, ни я в жизни матерями не стали, но это ведь не мешало нам глубоко чувствовать трагедию этих женщин. Как мы обе плакали! Слезы текли по-настоящему, так мы прониклись этим горем. Тогда Элина Авраамовна сказала: «Вот бы нам что-нибудь сыграть вместе!» А получилось так, что я, не без страха, приняла от нее роль. Эта роль — мистическая…
— Да, есть актерское поверье, что со всеми, кто играл Пиковую Даму, что-то случалось… А у вас что-то подобное было?
— Не берусь сказать, почему со мной это произошло, но было! Я уже отыграла сцену, где Графиня является проигравшему Герману с того света. Удаляясь за кулисы, я по роли дьявольски хохотала. И вот я ухожу, и вдруг будто кто-то толкает меня в спину — запутавшись в платье, я просто плашмя падаю на пол. Слава богу, это произошло уже за кулисами. Понимаю: что-то с плечом, боль адская… А мне еще спектакль доигрывать и на поклоны выходить! Но как-то справилась — вызвали врача, сделали укол… И потом, несмотря на сильный вывих плеча, я ни одного спектакля не отменила. Помню, Олечка Аросева, с которой мы в Театре сатиры играли «Реквием по Радамесу», видя, что мне больно, гладила меня по плечу и тихонько говорила: «Терпи, Верушечка, терпи! Спектакль отменять нельзя…» Так ей хотелось играть!
— Вера Кузьминична, знаю, что прошлый Новый год у вас был омрачен уходом младшего брата. Многие о нем даже не знали...
— Васенька был на 13 лет меня младше, но, несмотря на это, всю жизнь у нас была с ним духовная связь. Я и две мои старшие сестры появились на свет в двадцатых годах, а Вася — незадолго до войны. Почему такая разница? Думаю, родители упорно мечтали о том, чтобы в семье был мальчик, и решились. А время было тяжелое. Мама вечно озабочена многочисленными проблемами и нуждой. Поэтому, когда я к ней подходила со всякими нежностями, мол, «мамочка, я тебя люблю», она могла отмахнуться: «Господи, да некогда мне!» И я на нее никогда не обижалась. И братишку очень любила, нянчила его. Я ведь была еще школьницей, а сестры мои уже о романах думали, реже бывали дома… В последние годы мы не только не потеряли с Васей связь, но стали общаться ближе. Несмотря на то что мой брат по профессии строитель, он писал стихи. Мы издали его книжку, и я ее часто перечитываю. Раза два в месяц устраивала для него домашние обеды. Иногда созванивались… Вот, вы знаете, идет дождь, погода плохая, Вася звонит, говорит: «Я вдруг подумал, такое ненастье, и ты там, наверное, одна. Как у тебя настроение?»… Мне очень его не хватает, скучаю по нему. Только теперь понимаю, как мы были близки.
— Зато у вас теперь есть внучка. Видя, как вы с ней общаетесь, остается только жалеть, что у вас не было детей. У вас талант педагога…
— Я не уверена в этом. Мне легко с ней, но не со всеми детьми. Других-то рядом со мной не было. Когда ребенок не понимает моих уговоров, я замолкаю. Вот и все «воспитание». Внучкой я называю дочку моей крестницы Даши Свету. И она меня зовет бабушкой. Так у нас само собой сложилось. Помню, как я была потрясена, когда ее первый раз принесли к нам в дом. И улыбочка ее, и какие-то доверчивые глазки, которые ждут, что ей скажут только хорошее. Как будто вся она — в ожидании хорошего. Муж тогда был еще жив, но уже очень болел, он почти не видел. Помню, как он был счастлив. Взял ее на ручки, целовал ножку, пяточку, восхищался, на глазах у него были слезы. И так постепенно Светочка вошла в мою жизнь. Я не говорила ей: «Я твоя бабушка». Просто как-то она пришла и сказала: «Бабушка». И мне это ужасно понравилось. Я почувствовала, что влюбилась в нее и она отвечает мне тем же.
— Сейчас вы с удовольствием путешествуете вместе со Светой, и она, такая маленькая, уже посетила вместе с вами много стран.
— Да, мы несколько раз бывали во Франции, в Италии, зимой отдыхали в Норвегии, летом — в Хорватии. Бывает, что дня на три летаем куда-то в Европу — в Вену, Прагу или Берлин. Дашеньке, ее маме, очень нравится, что дочка видит другую жизнь, чувствует красоту других стран, городов, посещает музеи. Я сейчас путешествую, пожалуй, гораздо чаще, чем раньше. И благодаря Дашеньке вижу мир. Слава богу, что, несмотря на то что все мои родные уже ушли, я снова обрела чувство семьи. Потому что, если говорить о друзьях, моей единственной близкой подруги, Кати, тоже уже нет на свете… Мы с ней дружили на протяжении семидесяти лет, с детства, когда-то дали друг другу клятву — работать в театре. Она стала театральным критиком.
— Я заметила, что, несмотря на то что к вам все хорошо относятся, тесной дружбы не сложилось ни с кем из коллег. Почему так? Вы одиночка?
— Вы знаете, я не компанейский человек. Если попадаю в какие-то компании, то по большей части случайно. Вспоминаю одну историю в связи с тем, что недавно участвовала в открытии на нашем доме мемориальной доски Ии Саввиной. А она действительно жила в моем подъезде. Однажды я возвращаюсь домой, а она идет мне навстречу такая веселая, сгребла меня в охапку и стала зазывать в гости. У нее широко праздновался день рождения сына. Я захожу, а там множество гостей — и Ия, такая ликующая, шумная, веселая… Нежная и тонкая в фильме «Дама с собачкой», в жизни она поразила меня своей открытостью, умением радоваться, любить…
Я вообще удивляюсь, как много получила любви от людей, которых мало знала. Как-то иду по Боткинской больнице, где навещала знакомую. И мне навстречу — Белла Ахмадулина, с которой я не была знакома, никогда не читала ее стихи по радио или со сцены… Но она бросилась ко мне с такой любовью! Обцеловала всю, потом сказала, подождите минутку, я вам подарю свою книгу. Я просто была поражена. Вот эти большие талантливые люди… Они обладают любящей душой, которая у них рвется навстречу другому человеку. И Ахмадулина, и Елена Образцова, которая все время меня хотела поднять до себя.
— Мне странно, что вы так говорите: «поднять меня до себя». Разве Образцова не была вам равной?
— Это Елена Васильевна хотела, чтобы я чувствовала себя равной. Чтобы я приезжала к ней на дачу, чтобы звонила. А я ее воспринимала как богиню. Не смела быть ближе к ней, чем считала это возможным. Так и не привыкла, да и не хотела! А началось наше знакомство с большого расстройства для меня. Худрук нашего театра, Александр Ширвиндт, однажды говорит нам с Аросевой: «Я хочу, Верочка и Олечка, чтоб для вас был сделан спектакль». Речь шла о Романе Виктюке, принесшем в театр пьесу о двух оперных примадоннах «Реквием по Радамесу».
Вызвали меня на первую читку. И тут появилась Елена Образцова. Я подумала: «Наверное, ей просто интересно, потому что она, кажется, когда-то что-то играла у Виктюка». Слушаю пьесу, и вдруг до моего сознания доходит, что две примадонны — это Оля Аросева и Елена Образцова. А третья — небольшая роль поклонницы, на которую я даже не обратила внимания, — это для меня. Я была потрясена… Читка закончилась, и я сказала: «Мне пьеса очень нравится. Две прелестные роли. Очень подходящие для тех, кого вы выбрали. Но на третью роль, я думаю, вы найдете любую другую актрису в нашем театре. Я ее играть не буду! Потому что играть там нечего. А вам всем желаю успеха. До свидания». И ушла. Немая сцена. Думаю, Образцова сама не подозревала, что ей отдали роль, на которую надеялась я.
— И как отреагировали в театре на ваш внезапный уход?
— Он произвел эффект разорвавшейся бомбы. Я, которая никогда в жизни вообще не отказывалась ни от какой работы... Более покладистого человека трудно найти в нашем театре. И вдруг — вот такой выверт. А мне было больно и обидно… Через три дня в театре я стояла около лифта, а в это время из кабинета Ширвиндта вышел Виктюк. Увидел меня. Подошел. Не поздоровался и вдруг спросил: «А вы любили Бориса Ивановича Равенских?» Я посмотрела на него и сказала: «Да…» А Виктюк говорит: «Вы так ответили, что я вам клянусь — через эту роль люди почувствуют, какая вы». И я согласилась!
— А как к появлению Елены Образцовой в театре отнеслась Ольга Аросева? Она ведь считала себя примадонной Театра сатиры.
— Елена Васильевна сразу нашла подход к Оле Аросевой, когда узнала, что у нее есть собака. Как-то на репетиции Аросева сообщила, что у ее колли по кличке Коля Аросев день рождения. Своего питомца Ольга Александровна, как она сама вспоминала, обрела неожиданно. На ее глазах кто-то выбросил собаку из машины. Аросева ехала с водителем, попросила его остановиться, подобрала пса и сказала: «Ты будешь Аросев!» Так трепетно к нему относилась… Узнав о торжестве, Елена Васильевна на следующий день не только принесла для собачки Оли вкусные косточки и хрустяшки, а также собачьи игрушки, но и написала для Коли стихи на открытке! Чем окончательно покорила его хозяйку! А с песиком самой Елены Васильевны (она его почти всегда брала на репетиции) у меня сложился неожиданный «дуэт». Как только по роли я начинала что-то петь, он тут же принимался скулить.
— Говорят, с Романом Виктюком нелегко работать.
— Иногда нам было безумно с ним хорошо, все получалось, он кричал на весь зал: «Гениально! Божественно! Богини!» Все хохотали… А иногда на репетиции звучало то, что повторить не могу, — и тоже на весь театр. И тогда уже весь театр хохотал, потому что трансляция-то идет по громкой связи! Однажды я не выдержала… Он мне сказал, что весь монолог я должна говорить в высокой тональности. Я отвечаю, что не понимаю, зачем это нужно. Виктюк говорит — и не надо, просто делайте, как я вам сказал. Я не могу. Как это не могу, делайте — и все. И у меня пропал голос на нервной почве. Репетиция сорвалась. Я подумала, что это конец, мне придется уйти.
Пришла к себе в гримерку, села за столик. Пришла Оля Аросева, я говорю: «Олечка, я, наверное, откажусь от роли». Она ответила: «Верочка, да ты переспи с этим горем, а завтра все изменится». Всю ночь я не спала, тяжело раздумывая, что делать? Пришла утром в театр, иду по коридору грустная, навстречу Елена Васильевна. О произошедшем — ни слова. Подходит, обнимает меня. Смотрю, и Роман Григорьевич идет ко мне, целует ручку: «Вера Кузьминична, сейчас будем репетировать». И все. До сих пор не знаю, почему он изменил свое решение… Может быть, здесь не обошлось без влияния Елены Васильевны…
— Вера Кузьминична, у вас в этом году прошла премьера спектакля «Вера» в Театре сатиры, где вы значительную часть посвящаете Борису Равенских и о многом говорите впервые. Я, например, не знала, что много лет спустя у вас была встреча с ним…
— Это было трудно — говорить о Борисе Ивановиче в этом спектакле. Но поскольку он посвящен моей жизни, как можно эту тему обойти? Встреча, о которой вы упомянули, произошла совершенно случайно. Я к тому времени уже лет пять была замужем за Володей. Сидела в Доме актера, в ожидании какого-то собрания, и тут Борис Иванович вошел в зал. Я почувствовала это и успела закрыть лицо рукой, чтобы не смотреть на него… Равенских сел рядом, помолчал, потом спросил: «Как ты живешь, Веруха?» Я ответила: «Нормально». — «Это хорошо, что нормально», — сказал он, а потом вышел из зала. Как мне еще было сказать о своей жизни? Я ценила мужа. Ценила то, как он понимает меня, его нежность, его терпение… Он не добивался от меня никаких признаний. Всегда был очень деликатен. А тогда я просто хотела сообщить Борису Ивановичу, что, в общем, я выжила, я живу. Нелегко на публике говорить о своих чувствах. Ведь несмотря на то что это спектакль, я рассказываю о том, что реально со мной происходило, и каждый раз все проживаю заново.
— Но сейчас у вас совсем другая жизнь, многие тревоги и волнения навсегда остались в прошлом. Как, кстати, будете проводить время на праздниках?
— В этом году мы с Дашей и Светой поедем в Словению. Я там уже не однажды была, и мне очень понравилось… Горы, лес, источники с целебной водой. Будем жить в гостинице с бассейном, плавать, гулять, обедать в маленьких уютных ресторанчиках. Люблю это уединение, этот покой. Там нет этого европейского шика, где шум, огни и огромное количество людей.
— Вы хорошо переносите дорогу? Вам не страшно летать?
— Я об этом как-то не думаю. И потом, у меня ведь в дороге нет никаких забот. Билеты куплены, гостиница забронирована, Даша все знает, куда нам ехать, где взять такси. В общем, ни о чем не беспокоюсь. Я как чемодан, который несут. (Смеется.)
— Есть вопрос, который вам наверняка надоел за последнее время. Но я его все равно задам, потому что уверена, читателям это интересно. В чем секрет вашего долголетия?
— Я не знаю! (Улыбается.) Вы видите, я ничего специально не делаю, живу как хочется. Но, если задуматься, может быть, это любовь к близким? Это чувство по-прежнему со мной. Я часто думаю: «Я люблю этого человека, понимаю его. Хочу быть рядом с ним, доставить ему хоть капельку радости». Может быть, потому, что я кого-то люблю, — я еще живая? Я понимаю, что такое любовь, все еще могу играть любовь на сцене. В последние годы я очень чувствую любовь зрителей ко мне, много вижу добра… Это меня поддерживает. А насчет долголетия… Знаете, недавно мы с Дашей были в таком особом месте, где все загадывают желания. Нужно было пройти под аркой и в этот момент подумать о том, чего ты хочешь. И вот когда я оказалась под этой аркой, я неожиданно для себя загадала: «Господи, сделай так, чтобы я могла уйти, когда уже не смогу быть такой, какая сейчас. Когда не смогу работать, выходить на сцену». Ведь дело не в количестве прожитых лет, а в том, как ты живешь…
