— И я помню, мне Житинкин говорил: «Мне первое время казалось, что она притворяется, не может быть, чтобы человек был таким добрым...»
— Она никогда никого не осуждала... Искренне. И никогда ни о ком не говорила плохо. Вот я говорю: «Знаете, мне кажется, что этот человек не очень хорош». На это Вера Кузьминична всегда отвечала: «Ну, это его жизнь. Я осуждать не буду, но если он захочет, готова с ним об этом поговорить. Я не считаю себя вправе кого-то воспитывать».
— Как она могла проявить свое недовольство? Отмолчаться?
— Прежде всего молчанием или таким очень определенным «Ты не права». Не права. Ага, понятно, я не права. Приходилось исправляться.
— Я не могу себе представить, чтобы она повысила голос.
— Нет, никогда в жизни. Никакого повышения голоса.
— А покапризничать примадонне?
— Нет-нет. Единственное, когда она могла покапризничать, это когда ей что-то не нравилось из одежды, которую мы мерили. Если я уже купила, то она никогда не капризничала, а думала, что тут плечики подставит, тут отдаст портнихе, чтобы покороче сделать, тут она поуже сделает талию. А когда мы мерили, часто бывала недовольна тем, что вроде как на манекене было хорошо, а на ней не очень.
— Ну это естественно, она же женщина.
— Конечно, она женщина на тысячу процентов, но без капризов. Без капризов, без истерик, без жалоб, без нытья, без запросов. «Ой, как хорошо, помаду купила. Ой, спасибо. Тушь. Какая замечательная тушь. Шарфик. Отлично». Женщина с большой буквы. Настоящая.
— Все интересовались, что она делает, чтобы оставаться такой молодой и стройной, но насколько я ее всегда спрашивала — ничего... Или все-таки что-то предпринимала?
— Нет, разве что она никогда не ела много. Никогда. Я думаю, что и не хотела. Чашечка кофе и полконфетки — и ей хватит. Я помню, она участвовала в какой-то телевизионной передаче, наверное, «Жить здорово», и ее спрашивают: «А как вы завтракаете?» Она говорит: «Творог и кофе». — «А сколько творога?» — «Ну граммов пятьдесят». И Малышева переспрашивает: «Не сто пятьдесят?» — «Нет, не сто пятьдесят, только пятьдесят».
— Я просто помню, чашечки всегда были маленькие, когда ели, небольшая какая-то посуда.
— Вера Кузьминична всегда ела по чуть-чуть, и ей было достаточно. И питалась очень просто: любила картошку с селедкой. У нее не было каких-то особенных запросов. Могла поддержать застолье. Могла хорошо сказать тост.
В какой бы компании мы ни собирались, или это мои подруги, или ее подруги, или такой смешанный коллектив, она всегда о каждом говорила. И не просто «Давайте выпьем за Машу». Нет. А вот — Маша такая, так вот мы познакомились, вот этим она замечательна, а какой у нее чудесный сын или дочь, и так далее. Всегда о человеке находила хорошие, добрые слова, так, что ему было даже немножко неудобно. И гости всегда чувствовали, что ей приятно, что они рядом. Это тоже качество, которому надо учиться.
