Спас его Мартиньш Матис. Когда сын подрос, повел себя с отцом довольно жестко: нашел такие слова, после которых тот наконец признал свою зависимость и начал лечиться. Сегодня все позади. Но увы, позади и любовь.
Детям я никогда не запрещала общаться с отцом. Расстались мы без ненависти, изредка общаемся. Сын теперь с ним — в том доме, где мы когда-то жили все вместе. Недавно бывший муж написал обо мне книгу «Актриса», все иллюстрации в ней выполнены его рукой...
Ну а я? Семейная жизнь стала хорошим уроком. Ничего не имею против красивого флирта, но всегда выбираю свободу. Мое крепкое плечо — дети, они помогают, заботятся. Мадара занимается астрологией и народной медициной, сын — в туристическом бизнесе. Когда-то были родители, которые всегда поддерживали. Мужчины рядом нет. Слабые меня боятся, а сильные, на которых можно положиться, — где они? Многие признавались: «О, я думал ты такая неприступная — на кривой козе не подъедешь. А ты нормальная». Боялись, но влюблялись. Как русские говорят: «И хочется, и колется, и мама не велит».
Со временем поняла: лучше быть одной, чем снова пережить крушение иллюзий. Я могу жить своей жизнью, общаться и дружить с кем нравится, ездить куда хочется, не трястись от страха, постоянно оправдываясь. Это в деревне без мужчины трудно — надо косить, дрова колоть, за скотиной ходить, а в городе легко. Одна знакомая честно призналась: «Как хорошо одной! Больше не хочу с утра до вечера под кого-то подстраиваться». И мне близок такой подход. Если по большой любви, то можно многое перетерпеть. А просто чтобы кто-то рядом сидел-лежал? Не вижу смысла.
— На сцене у вас было много героинь из русского классического репертуара. Насколько вам близки эти образы, понятен ли русский характер?
— Многие признают, что моя внешность и энергетика выбиваются из чисто латышского типажа. Режиссер Алоиз Бренч как-то сказал: «Мартинсоне несвойственна инфантильная латышскость».
Однажды в советские годы нас с Лилитой Озолиней пригласили в Москву на мероприятие, посвященное Кришьянису Барону — латышскому писателю, собирателю фольклора. Мы с Лилитой вышли на сцену в своих национальных костюмах: она по-русски читала текст народных песен, а я — озорные дайны, что-то вроде частушек. Публика приняла нас на ура. Но потом поэт Имант Зиедонис заметил: «Нет-нет, латышские дайны с Мартинсоне как-то не монтируются...» От обиды слезы градом. Однако скорее всего он был прав: во мне есть нечто не совсем латышское. Может, латгальское?
Пока была жива бабушка, каждое лето проводила у нее в деревне, почти у границы с Россией, чтобы напитаться латгальским воздухом, парным молочком. Вся энергия оттуда. Берут за душу русские романсы, трогает русское сочетание цветов — глубокий синий с золотом. Может, действительно что-то в крови есть...
