А вот вне сцены случалось всякое. Саша, помню, серьезно заболел, руки отнимались, не мог играть на инструменте. В течение трех или четырех месяцев сидели на репетиционной базе без работы, ждали его возвращения. Я навещал Буйнова в больнице, привез небольшой телевизор «Юность» — чтобы не так скучно было лечиться. Когда Саша восстановился, снова отправились гастролировать. Через некоторое время уже у меня возникли проблемы — с почками. Тоже предельно серьезно. На концертах дежурили врачи, когда становилось совсем невмоготу, я заходил за кулисы, мне вкалывали обезболивающие, после чего возвращался обратно на сцену и продолжал играть роль веселого парня. Потом тоже в больницу попал, отлежался — вернулся в строй, то есть на сцену.
— Из «Веселых ребят» вы ушли на самом пике популярности. Почему?
— Становилось уже неинтересно исполнять одни и те же песни. Ну а кроме того, к концу восьмидесятых начались корпоративные движения, стали приглашать на выступления, где платили совсем другие деньги. Мы же, собирая Дворцы спорта, гастролируя месяцами и почти не видя свои семьи, зарабатывали в разы меньше.
Буйнов однажды мне сказал: «Надо создать новый коллектив, свой собственный». Саша, я и барабанщик «Веселых ребят» Витя Чайка дали втроем концерт в обход Слободкина. Тот, узнав, рассвирепел и уволил Витю. Меня и Сашу в тот период заменить было некем, на нас был завязан почти весь репертуар. Тем не менее я все-таки ушел — сам. С Витей мы создали группу, назвали «Ура», стали гастролировать. Слободкин писал на телевидение и радио: мол, не приглашайте «Ура» и Глызина, он использует образ и репертуар «Веселых ребят»! На самом деле и имидж был другим, и песни кардинально отличались. Одно из писем пришло в день съемок новогоднего «Огонька», куда нас пригласили с песней «Ты не ангел». На канале прочли и решили: ну нет, мы не будем заменять — песня хорошая, а интересы зрителей превыше всего.
Саша Буйнов остался в «Веселых ребятах», так ему в тот момент было удобнее. Наши дружеские, почти братские отношения сошли на нет. Просто жизнь развела.
— Сольный проект — штука рисковая, и группу «Ура» уже мало кто вспомнит. Не пожалели о поспешном решении — уходе из суперпопулярного коллектива?
— О единственном в своей жизни жалею: что нет мамы. Она застала мой успех, часто бывала на концертах, с удовольствием общалась с внуками — обоими моими сыновьями. К сожалению, несколько лет назад ее не стало. Свои последние годы мама провела вместе со мной в загородном доме. Не трогаю вещи в ее комнате, ничего не переставляю и не меняю, все остается как было при ней. Часто захожу в ее комнату, зажигаю свечи, мысленно беседую, делюсь новостями... Больше не жалею ни о чем.
— Вне проекта «Маска», в реальной жизни, вам часто приходится примерять различные маски: добряка, весельчака или циника?
— Чаще всего бываю добрым. Иногда в ответ на несправедливость, тупость или беспробудное хамство могу, конечно, взорваться, но это происходит редко. Стараюсь ко всему относиться с юмором, он спасает во многих ситуациях. Девяностые годы при всей их сложности тоже были веселыми. Мы в разных местах выступали, даже на производстве. Люди на концертах записки пишут, и тут однажды написали: «Для работников колбасно-кишечного цеха просим вас спеть «Зимний сад». Интересно, существуют ли сейчас колбасно-кишечные цеха и какую музыку слушают их сотрудники?
В Одинцово есть завод облицовочного кирпича, там я как-то выступал с концертом по бартеру — отдали не деньгами, а кирпичом. Я строил дом, поэтому бартер пришелся как нельзя кстати.
