Режиссер Сергей Соловьев окрестил ЦДЛ «оазисом интеллектуального пьянства». Талисманом заведения по праву считался Михаил Светлов, постоянно пребывающий в «приподнятом» настроении, что, впрочем, не мешало ему слыть признанным острословом. За поэтом тянулся длинный шлейф острот и каламбуров. «Красивым я получаюсь только на шаржах», — с напускной грустью заявлял он. А на вопрос, наступит ли коммунизм, отвечал, что сам доживет вряд ли, а вот детишек жалко.
Светловские шутки становились фольклором. Михаила Аркадьевича даже считали автором такого известного явления, как армянское радио. Сам он это отрицал, но тут же с ходу придумывал новую версию: мол, да, сочинил два-три вопроса армянскому радио, остальные придумал парикмахер ЦДЛ Маргулис.
Моисей Маргулис, о котором упомянул Светлов, тоже одна из местных легенд. Тридцать лет он стриг и брил всю советскую литературу и делал это крайне артистично: натачивая возле горла очередного классика бритву, развлекал клиента разговорами. Поучительные еврейские истории, забавные жизненные сюжеты, анекдоты и курьезы сыпались из Маргулиса как из рога изобилия. Байки словоохотливого брадобрея в писательских кругах имели большой успех, и многие советовали ему сменить ножницы на перо. Старик отвечал, что родился парикмахером, им же и закончит свой путь.
Рассказывали, как однажды, подстригшись у Маргулиса, маститый драматург Абрам Арго вынул из кармана двугривенный, барски небрежно бросил его на край стола и с достоинством удалился. Маргулис сначала опешил — никто так дешево не оценивал его талант, затем брезгливо взял монету двумя пальцами и направился в гардероб, где драматурга уже облачали в дорогую шубу, положил двугривенный на барьер и заявил: «Нищих я стригу бесплатно».
Частью мифа ЦДЛ (едва ли не важнейшей!) является его легендарный ресторан, расположенный в бывшей парадной зале олсуфьевского особняка. Потрясающий исторический антураж сохранился практически полностью. Деревянные панели, резные колонны, сложная система лестниц и балконов, невесомые драпировки создавали атмосферу аристократического салона. С высоченного потолка, лежащего на потемневших от времени балках, свисала огромная хрустальная люстра, свет от которой падал на столы с белыми крахмальными скатертями и конусами салфеток. Изначально она предназначалась для московской подземки, но была подарена Сталиным Максиму Горькому на открытие клуба литераторов.
