Следующие три часа мы с Васей занимались уборкой: перемыли гору посуды на кухне, развесили по шкафам вещи, подмели полы, убрали подальше от тахты пепельницы и зажигалки. Когда вышли на площадку, тихо прикрыв за собой дверь, Вася спросил:
— Она же не попрощаться нас позвала? Как думаешь, выкарабкается?
— Должна.
В начале мая Татьяна несколько раз звонила мне из больницы. Я говорила, что хочу ее навестить, но она отказывалась: «Нет-нет, встретимся у меня дома — я в больнице долго не задержусь». И вправду не задержалась. Только встретились мы не в квартире на Кутузовском, а в храме, где Таню отпевали...
Юлия Петрова, бывший директор книжного магазина
У меня есть фотография с последнего дня рождения Тани. Там она похожа на узницу Освенцима: кожа да кости. Любимое платье страшно велико. Все, что положили ей тогда на тарелку, осталось нетронутым. Я сказала:
— Ты хочешь поправиться, хочешь, чтобы были силы, — а откуда они возьмутся? Из воздуха? Так тебе и его не хватает — куришь по четыре пачки в день! С твоей астмой это прямая дорога в могилу!
Неожиданно Татьяна миролюбиво улыбнулась:
— Да ладно тебе... Через два года мне будет семьдесят. Юбилей. Подкоплю денег, сделаю подтяжку, уберу мешки под глазами. Сошью новое платье. Наверняка ведь устроят торжественный вечер, станут снимать для телевидения.
До следующего, шестьдесят девятого дня рождения она не дожила три недели...
В конце апреля 2007 года Володя привез мне любимую собаку Тани — таксера Сильвестра.
— Маму положили в больницу — думаю, ненадолго, неделя-полторы. Можно Силя у тебя пока побудет?
— Конечно, только не знаю, как они с моим котом поладят. Но ничего, что-нибудь придумаю.
Несколько дней держала бедного кота на лоджии, и они с Силей смотрели друг на друга через стекло. А потом во время прогулки дворовый пес порвал Сильвестру ухо. Свозила беднягу в ветклинику, там наложили швы. Вернувшись домой, совсем забыла, что дверь на лоджию открыта. Когда вспомнила, в ужасе бросилась из кухни в комнату и увидела идиллию: кот старательно вылизывал Силе раненое ухо.
Пес очень тосковал по хозяйке: искал повсюду, скулил. Я уговаривала потерпеть: «Скоро ее выпишут, и вы опять будете вместе, дома». Только из больницы Таня уже не вышла, и Сильвестр остался у меня.
С Лавровой мы познакомились в начале шестидесятых в книжном магазине в проезде Художественного театра (сегодня — Камергерский переулок), где я работала товароведом. И очень быстро сдружились, хотя она была скрытной и неохотно впускала в свою жизнь. Однажды Таня пожаловалась мне на Даля, за которого месяц назад вышла замуж:
— Олег сильно пьет и меня заставляет. Говорит — одному скучно. Чуть ли не каждый день из-за этого скандалы.
Я посочувствовала, попыталась приободрить:
— Потерпи, может, все еще наладится. Вот дадут ему интересную роль, про водку и забудет.
Недели через две звоню и слышу в трубке пьяный голос Тани. Почувствовав, что я расстроилась и сержусь на нее, Лаврова начинает оправдываться: мол, выпила, чтобы Олегу меньше досталось, он же убивает себя, в пропасть катится. И столько горечи было в этих словах. Таня очень любила Даля, но все равно вскоре с ним рассталась — поняла, что катится в пропасть вместе с мужем. Несмотря на развод, они продолжали общаться, Татьяна была знакома с последней женой Олега Лизой, хорошо о ней отзывалась.
Парадоксов в характере и поведении подруги было предостаточно. Она могла навсегда вычеркнуть человека из своей жизни из-за какой-то ерунды, а могла простить очень серьезный проступок. Говорили, что с Урбанским Лаврова порвала после какой-то некрасивой истории. Вскоре после разрыва он женился на латышской актрисе Дзидре Ритенбергс. Татьяна тоже недолго оставалась одна, но несмотря на романы, продолжала любить Евгения. Звонила ему, предлагала встретиться, поговорить. Он отвечал, что не видит в этом смысла: дескать, у меня другая жизнь, новая семья. Наверняка Татьяна чувствовала себя униженной, но я ни разу не слышала об Урбанском ни одного дурного слова. Напротив, она с таким теплом и ностальгией рассказывала, как они жили в крошечной комнатке общежития Театра имени Станиславского, а потом ютились за ширмой у Таниной бабушки в коммуналке... Любила вспоминать, как Евгений впервые ее поцеловал: «Юная наивная дурочка, я была так потрясена и напугана! Прибежала к бабушке со слезами: «Я, наверное, беременна...»
