И все же до нее порой доходили слухи о его романах. Поговаривали, что Михаил имел связь с фрейлиной жены Надеждой Соллогуб, а также дочерью дипломата Сверчкова. Что здесь правда, а что вымысел, она выяснять не желала. «Он так любит наших девочек, так тревожится, когда они болеют», — успокаивала себя Елена. К дочерям великий князь питал нежную привязанность, и девочки платили ему тем же. Когда по вечерам папенька приходил их навещать, с визгом выпрыгивали из постелей и висли на отце.
При дворе великую княгиню полушутливо именовали «мадам Мишель». Император Николай I весьма уважительно относился к ученой невестке и называл ее не иначе как le savant de famille — «ум нашей семьи». «Я к ней отсылаю европейских путешественников, — признавался Николай Павлович. — В последний раз это был Кюстин, который завел со мной разговор об истории Православной церкви; я тотчас отправил его к Елене, которая расскажет ему более, чем он сам знает...» После этой встречи маркиз согласился с распространенным мнением о великой княгине как об «одной из выдающихся женщин Европы».
Михайловский дворец Елена Павловна превратила в центр культурной жизни Петербурга. По четвергам сюда съезжалось все именитое и выдающееся в обществе — литераторы, художники, музыканты, ученые, политики, дипломаты. Нередко на этих вечерах появлялся и сам Михаил Павлович с сигарою во рту и громадной собакой, много шутил и острил, затем садился за партию в шахматы с одной из дам.
Великая княгиня охотно играла роль меценатки, щедро раздавая заказы художникам, покровительствовала Брюллову и Айвазовскому, зачитывалась прозой Гоголя и способствовала изданию его сочинений. Дружила с Жуковским, Вяземским, Тютчевым, Пушкиным. Беседу с последним считала занимательной. Отношения сложились настолько доверительные, что Елене Павловне удалось заполучить от поэта тайно ходившие по рукам записки Екатерины Великой, которые он, будучи в Одессе, собственноручно переписал из библиотеки графа Воронцова. По словам Пушкина, Елена Павловна сходила по ним с ума. Удовольствие в разговорах с Пушкиным находил и Михаил Павлович. Известные остроумцы были не прочь обменяться шутками и каламбурами.
В пятницу двадцать девятого января 1837 года стоял сильный мороз. Елена Павловна подошла к заиндевевшему окну. Уже начинало смеркаться — зимний день в России короток. Она знала, что там, в снежной мгле на набережной Мойки, собрались толпы народа, жгли костры в бесполезной попытке согреться и жадно внимали каждому слову бюллетеней о состоянии Пушкина. Елена Павловна посылала Жуковскому записку за запиской, ежечасно справляясь о состоянии раненого и предлагая любую помощь.
За окном начало мести. Она всегда боялась русских холодов, долго к ним привыкала, но так и не привыкла. Вот и сейчас ее немного познабливало. Припомнилось, как за несколько дней до поединка с Дантесом Пушкин был на ее камерном вечере. Гостей собралось немного, говорили об Америке, и поэт сказал: «Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не единым хлебом».
