Просим его:
— Зашейте!
А он нам отвечает:
— Я бы зашил, но подходящие нитки кончились, есть только рассасывающиеся, для внутренних органов.
Со мной была второй режиссер, тоже впечатлительная и потому белого цвета. У нее — рация. Я по рации спрашиваю костюмеров:
— Девчонки, у вас нитки есть? Принесите скорее!
— Ян, какие? Красные, синие, зеленые...
— Любые, главное покрепче. Лучше черные.
Притащили черные, хирург их вымочил в спиртике, собрался волосы вокруг раны выстричь. Я встрепенулся:
— Не вздумайте, мне же еще сниматься!
— А пусть вам парик дадут.
— Да его делать несколько дней надо, а мы ждать не можем.
— Ну ладно...
Снялся в лучшем виде, и рана зажила отлично. Через четыре дня вернулся в Питер и встретил Галечку с Лизочкой в аэропорту Пулково — они с моря возвращались. Перед этим заскочил там в медсанчасть и попросил медсестру вытащить нитки: все-таки встречать жену и дочь с торчащими из головы черными нитками не комильфо. Медсестричка сказала: «Недели две с половиной назад зашивали? Хорошо затянулось». Галя тогда и не заметила ничего, ей потом стуканул кто-то.
— Вы снимаетесь месяцами, не заезжая домой. Семью на съемки берете?
— Я не сторонник выезда на съемки с женой, детьми, няней, котиком и канарейкой. Ты работать едешь или семьей заниматься? В сентябре снимался в Болгарии — смены исключительно ночные, днем отсыпался. Жена предложила: «Может, мы с тобой махнем?» Но я же туда не в отпуск, у меня нагрузка. Хотя если снимаюсь в Питере, они могут заглянуть на площадку. Лизу в Москву иногда беру.
Лиза: Я с папой недавно была на съемках сериала «Министерство», очень понравилось. Для меня же полезно знакомиться с процессом изнутри.
Ян: Да какой «процесс изнутри»? Лиза, не надо путать туризм с эмиграцией! Ты приходишь со мной, и к тебе кидаются с поцелуйчиками: «Ой, Лизочка, как мы рады тебя видеть! Давай принесем тебе чаёчек!» А если бы работала, орали: «Ну-ка быстро ушла отсюда!»
— Может, Лизе влиться в съемочную группу?
— Это не так просто — балласт никому не нужен. Надо на самых нижних позициях «подай-принеси» работать по двенадцать, а то и четырнадцать часов в день. Мы решили, что грамотнее распорядиться годом до поступления иначе: осенью получить права, серьезнее заняться вокалом, гитарой, сольфеджио и снова готовиться.
— В «Горько!» вы играли отчима невесты и снимаясь, в красках представляли, как будете умерщвлять дочкиных женихов, если обидят кровиночку. Сейчас Лизе восемнадцать. Встречаете потенциальных женихов с ружьем?
— Да нет, мне же главное, чтобы Лизочка была счастлива. Но если, не дай бог, ей попадется какой-нибудь... Ох, знаете, это действительно очень странное чувство. Я ведь ее до девяти лет купал, рассказывал про физиологические изменения тела, покупал первые прокладки. Короче, интеллигентные мама-востоковед и бабушка-историк гораздо позже спохватились, что ребенок превращается в девушку. И к тому моменту, когда они собрались вводить ее в курс дела, я ей сам уже на все глаза открыл.
— Лиза, вы не смущались, что именно папа беседовал с вами на такие темы?
— Но ведь он говорил о естественных вещах, чего их стесняться? В нашем доме никакие темы не замалчиваются. Хотя у многих моих ровесников в семьях не принято говорить о сексе, о физиологии — и порой это приводит к большим проблемам.
