— Чем хороша система обучения в Щукинском училище?
— Студенты могут с любым педагогом сделать отрывок или даже спектакль. Мне довелось поработать с Юрием Васильевичем Катиным-Ярцевым, актером Театра сатиры Юрием Борисовичем Васильевым, Михаилом Петровичем Семаковым, Яковом Михайловичем Смоленским, Альбертом Григорьевичем Буровым. Играл разных персонажей — от Керубино в «Женитьбе Фигаро» до героя чеховского рассказа «Забыл» — спасибо за это Александру Биненбойму — про немолодого отца семейства, который пошел покупать ноты и забыл имя композитора. Чехова репетировали у Катина-Ярцева. Дом его, казалось, целиком состоял из книжных стеллажей. Юрий Васильевич поражал добротой и бесконечной внутренней радостью. Он был уже очень пожилым человеком и когда приезжал на экзамены, садился на стул, а мы несли его на руках на четвертый этаж в просмотровый зал. Мастер же при этом весело управлял движением своей тросточкой. Про атмосферу «Щуки» можно рассказывать бесконечно. Она дала нам, возможно, больше, чем профессиональные навыки. На четвертом курсе Михаил Цитриняк ставил отрывок из тургеневского «Нахлебника», мне досталась роль старика-приживалы Василия Семеновича Кузовкина. Пожалуй, это была моя первая настоящая удача.
— Любимов оценил и пригласил в труппу?
— Все было гораздо сложнее. Я услышал, что Юрий Петрович собрался ставить «Подростка» в Театре на Таганке. Спектакль уже шел в Финляндии, но Аркадия Долгорукого там играл неюный артист-финн, которому было далеко за тридцать. По замыслу Любимова он как бы вспоминал события давно минувших дней. Юрий Петрович несколько раз делал распределение, актеры разминали материал, но главного героя все не появлялось. Любимов приглашал артистов со стороны, но и их наработки Юрия Петровича не удовлетворяли. Все это тянулось несколько лет, сменилось четыре претендента на роль Аркадия. Я тоже мечтал попробоваться, но мастер искал опытного актера, все-таки Долгорукий — огромная роль. Поскольку наш курс был актерско-режиссерским, Любимов назначил стажером одного из студентов-режиссеров. Узнав об этом, выпросил у однокурсника на ночь инсценировку. Отксерить ее или переписать тогда не было возможности. Я просто раскрыл роман и перенес карандашом в текст все пометки Любимова. Книжку храню по сей день.
На третьем курсе Юрий Петрович решил, что нам не нужны дипломные спектакли — защитимся вводами в постановки Таганки. Идея набрать курс отчасти и была продиктована тем, что он хотел обновить труппу, влить в нее молодую кровь. Любимов давал указание вводить студентов в спектакли и уезжал за рубеж. Кто-то с курса шел в театр «вводиться», но там делали большие глаза: «Ничего не знаем! Вот дождемся Юрия Петровича и выясним. Пока в вашем присутствии производственной необходимости нет». Актерская профессия суперконкурентная, труппа была большой и не горела желанием расширяться еще за счет студентов. Да и ввод в спектакль на профессиональную сцену дело непростое, тем более что никакого опыта ни у кого из нас не было.
