Игорь Сиренко стал последним актером, которого Охлопков принял в труппу «Маяковки», сделав мне неоценимый подарок. Артистки обратили внимание на накачанного, подтянутого новичка (спасибо цирковому прошлому, да и Щукинскому училищу), женский пол принялся нарезать круги. Игорь не остался равнодушным: слышала, поухаживал за одной, подарил цветы другой. Умел произвести впечатление, а я, как обычно, тихо сидела в сторонке.
Сиренко ввели в спектакль, где я играла, и собирались представить занятым в нем актерам. Однажды он вошел утром в репетиционный зал по цирковой привычке в тренировочном костюме. Выглядел взволнованным, смущенным. Пересек зал по диагонали и встал у окна. Пока я за ним наблюдала, в голове откуда-то родилась мысль: выйду за него замуж. Игорь Михайлович потом признавался, что приметил меня в «Иркутской истории», где я играла героиню. Он сидел на сцене в хоре и понял: моя! Не могу сказать, что была обделена мужским вниманием, но энергия таланта Сиренко захлестнула. Дальше все между нами произошло очень быстро, и вот уже пятьдесят лет вместе.
У нас не было общего быта, о который разбиваются чувства. Игорь жил в комнате в коммуналке на Тверском бульваре, я — у родителей. И общих детей мы не родили. Сейчас об этом жалею. Игорь строил карьеру, горел театром, выкладывался на сцене. К тому же он на семь лет моложе. Ну зачем я испорчу жизнь этому мальчику? Считала, что не имею права ему мешать. Сейчас думаю: «Будь у него сын — что бы его ждало?» Игорь Михайлович мужчина авторитарный, тиран, а дети этого не приемлют. Актеры театра «Сопричастность», где он худрук, еще могут его вынести, поскольку зависят от Сиренко, хотя им порой и больно. А ребенок никогда бы не потерпел. Успокаиваю себя — нет худа без добра. Значит, не нужны нам были дети.
Впрочем, с Машей Игорь общий язык нашел, правда не сразу. Когда мы соединились, ей исполнилось три года. Отнесся с уважением, потому что это моя дочь. Когда Маша подросла, пришла в наш театр. Они на «ты», переживают друг за друга как близкие родственники.
Но вернусь к «Маяковке». После смерти Охлопкова труппу возглавил Гончаров. Многие вспоминают о нем как о человеке с тяжелым характером, а я Андрею Александровичу благодарна. Охлопков был шикарным режиссером, но в отличие от Гончарова не педагогом. Андрей Александрович — плоть от плоти режиссер мхатовской школы — вернул в «Маяковку» русский психологический театр, то, чему меня учили в Школе-студии. Он был мне очень близок.
Гончаров много пережил на Малой Бронной, где его предали близкие друзья, выдавили из театра. Порог «Маяковки» переступил в броне, везде ему мерещилось сопротивление, которое он давил громким криком. Мне же с ним работалось прекрасно, ни разу не возникало желания поспорить. Гончаров относился ко мне с большим уважением, лишь раз повысил голос. Репетировали, у кого-то что-то не получалось, Андрей Александрович раздражился, начал кричать, а моя нервная система этого не выдерживает. Никому не позволяю разговаривать с собой на повышенных тонах. Сказала:
