Нина любила духи «Кузнецкий Мост». Их аромат напоминал ей запахи детства, проведенного в Иране, куда откомандировали ее отца.
— Она вспоминала детство?
— Говорила о нем часто. Ее папа Михаил Никифорович был мастером по выделке меха и на Востоке закупал овчину для армейских тулупов. Поначалу он уехал в Иран один. Жена Анна Михайловна с семилетней Ниной отправились следом летом 1941-го. Бабушка рассказывала, как их поезд несколько раз попадал под бомбежку. Состав останавливался, пассажиры выскакивали из вагонов и разбегались кто куда. Анна Михайловна бросалась на землю и закрывала своим телом дочь. Во время одного из налетов осколок разорвавшегося снаряда воткнулся в землю совсем рядом с рукой Нины.
В Иране семья провела всю войну. У тети в памяти сохранились светлые картины детства: городок, где жили, много солнца, восточная музыка, лавки, полные сладостей, на улицах — женщины в пестрых нарядах, мужчины в белых чалмах.
Раз уж упомянула о бабушке, добавлю, что она прожила до ста одного года, умерла пять лет назад. До последнего находилась в здравом уме и трезвой памяти, за пару лет до смерти еще полы в доме лихо намывала. И попробуй отобрать тряпку — не отдаст: «Я без дела сидеть не привыкла!» Мощная была женщина.
— Как и Нина Михайловна?
— Я бы даже сказала, что у тети был мужской характер — с четкой логикой, пониманием и разделением «хочу — надо — для чего». Трезвый и рассудительный человек. Эти качества мне в ней всегда особенно нравились. С Ниной было очень легко. Она не выносила сор из избы, не любила жаловаться. Умела держать себя в руках. Знаю, что никогда не участвовала в закулисных интригах и сплетнях, без которых порой не обходится в театре. Она не позволяла себе увязнуть в этом болоте — занималась делом. Помню, однажды на даче за столом кто-то из гостей принялся перемывать косточки знакомой актрисе. Нина тут же это пресекла: «Неудобно говорить о человеке в его отсутствие!» И тему закрыли. Ролей она тоже не выпрашивала: дали — хорошо, не дали — что тут поделаешь. Сохраняла независимость — как в профессии, так и в жизни.
Нина была обаятельной, веселой. Умела дружить и не общалась с кем-либо ради выгоды. Никому не предъявляла претензий, всегда оставалась всем довольной. Плачущей я видела ее несколько раз, это случалось, только когда уходили из жизни близкие люди и животные. Смерть кота Рики, прожившего в доме шестнадцать лет и умершего года два назад, уложила ее в постель на несколько дней. В остальном — без ахов-охов и сантиментов. Никогда не вываливала на окружающих свои печали, проблемы, не жаловалась на болячки. Если становилось совсем плохо, просто не подходила к телефону, но через час-два в трубке вновь слышалось ее «алло».
Шесть лет назад я переехала в Геленджик, на родину мужа. Дочка, которой уже пять, родилась здесь. И Верочка, и старший сын Миша называли мою тетю бабой Ниной. Все мы ее любили.
