Впервые я увидела Колю в фильме «Мама вышла замуж», там он играет сына главной героини, роль которой исполнила Люсьена Овчинникова. Меня растрогал один эпизод: Колин персонаж приходит в магазин и просит отрезать ему колбасы на все деньги, какие-то смешные. Продавщица взвешивает семьдесят шесть граммов и спрашивает:
— Вам нарезать или кусочком?
— Куском, — отвечает он и отойдя от прилавка, тут же съедает.
Мне стало страшно жалко актера: такой замечательный парень, а худой, дома, вероятно, не кормят. Позже убедилась, что Колина мама отменно готовила и сын ел хорошо, просто не в коня, как говорится, был корм... Со мной Коля тоже «встретился» в первый раз, смотря кино — «Солярис», и тогда же, как уверял, понял, что мы будем вместе.
А познакомились мы на картине Николая Мащенко «Как закалялась сталь»: Бурляева утвердили на Павку Корчагина, меня — на роль его возлюбленной Тони. До этого Коля снялся в фильме «Игрок» по роману Достоевского. Бурляев идеально подходил на роли его героев, мы с ним вообще «герои Достоевского», особенно были такими в юности.
У Коли психика подвижная, отзывчивая. Что-то, помню, мне Мащенко грубое сказал, и Бурляев на режиссера наехал, заступился за меня. И этой своей горячностью он напоминает героев Федора Михайловича. Тарковский хотел снимать Колю в «Подростке» в главной роли, но фильм не случился, а меня видел Аглаей в «Идиоте» — и этому кино не суждено было сбыться.
Тем временем за свою, как говорилось в специальной бумаге, «внешность рефлектирующего героя» Бурляев попал в список советских актеров, коих нежелательно было снимать в социальных ролях. И Павку Корчагина у него отобрали. А поскольку у нас уже сложились теплые отношения, я ушла вслед за ним. Вскоре Колю сняли с еще одной картины, я опять присоединилась. За то, что дважды самовольно покинула площадку, меня на студии лишили зарплаты.
Колю долгое время не снимали, и мы пошли учиться режиссуре. Нашей совместной дипломной работой стал фильм «Пошехонская старина» по Салтыкову-Щедрину. Потом я сделала «Живую радугу», куда на одну из ролей позвала сестру Алену, дочку папы и Ирины Скобцевой. С Федей в его детстве и юности мы общались считаные разы: как-то не получалось, хотя бы потому, что он намного младше меня. А с Аленой с некоторых пор мы очень потянулись друг к другу. Она, кстати, сильно напоминала меня внешне, причем на экране больше, чем в жизни, — видимо, пленка проявляла наше сходство.
На премьере картины моя мама, почувствовав в Алене что-то родное, подошла и поцеловала ее. После «Радуги» я сняла «Детство Бемби» и «Юность Бемби». В «Пошехонской старине» папа говорил за Салтыкова-Щедрина, в «Детстве Бемби» читал текст от автора. Поразительно: делал множество дублей, хотя уж он-то, казалось бы, мог озвучивать играючи. Меня порой спрашивают, работал ли со мной отец как режиссер? Нет, но я с ним как режиссер работала. В свои картины приглашала родных, за что не раз доставалось от критиков.
