— Валя, мне Шварц заказал слова песни к вашему фильму. А кто ее поет, что за человек?
— Понимаешь, — объясняет Валя, — он офицер — ни за красных ни за белых. Одним словом, Ваше благородие.
И все! Родилась песня, — закончил Булат. — Вот какой человек замуж зовет. А ты? Не хочу, не буду...»
Словом, уговорили. В ЗАГСе на нас посмотрели с подозрением: жениху пятьдесят пять, невесте тридцать два. Да и выглядела я моложе своих лет: худая, всего пятьдесят два килограмма. И нам «влепили» два месяца ожидания вместо одного: «Слишком большая разница в возрасте».
Свадьбу назначили на двадцать второе апреля — день рождения Ленина. Ежов даже крякнул: оказывается, Ленин его всю жизнь «преследовал». В день смерти вождя пролетариата, двадцать первого января, Ежов родился. И при советской власти не мог нормально отпраздновать свой день рождения — неудобно было шуметь. Всюду по городу вешали траурные флаги, и если откуда-то доносилась веселая музыка, приходил участковый и брал собравшихся на заметку. А тут еще в день свадьбы по телевизору Ильича будут прославлять...
Едва мы подали заявление в ЗАГС, со всех сторон набросились «доброжелатели». Ежова убеждали: «Она мужиков меняет как перчатки, ей нужны только твои деньги!» Мне докладывали: «Разве не знаешь, что он ужасный бабник?» Кстати, первым позвонил Андрон: «С ума сошла! Соображаешь, что делаешь?» Когда он нас знакомил, думал, все ограничится «хи-хи, ля-ля», а люди всерьез жениться собрались. В довершение всего позвонил Будик Метальников и словно приговор произнес: «Он плохой муж, плохой сын и плохой отец!»
От переживаний я с утра до вечера плакала, перестала есть, совсем исхудала. Подруги крутили пальцем у виска: Паша заботливый, внимательный, кофе в постель носил, все делал по дому. А тут что?
Спрятаться от «советчиков» было некуда: я живу со свекровью, Ежов делит квартиру с бывшей женой. Словом, мыкались мы, будто два студента, по знакомым. Помню, поехали к Толе Ромашину в его домик в поселке художников на «Соколе». Они дружили, Толя не только поставил ежовскую пьесу «Соловьиная ночь», но и играл в ней в Театре Маяковского. Долго сидели за столом, Толя с Ежовым о чем-то говорили, а я прикорнула в кресле и заснула.
Денег особых не было: то густо, то пусто. Ежов с Андроном только-только закончили «Сибириаду» и ждали гонорара, но за полтора года работы над сценарием Валя набрал много долгов. Иногда в ЦДЛ Ежов спускался в подвальчик и играл в бильярд на деньги — на выигрыш мы и ужинали. Однажды к нам за столик подсела знакомая Ежову редакторша и пригласила к себе ночевать. В жуткой квартире с клопами мы просидели ночь на подоконнике, а в пять утра тихонько вышли на улицу. Начало марта, идет снег, слякоть, темно-темно. И только женщины, закутанные в платки, бегут к метро, боясь опоздать на работу. Ежов посмотрел на них и сказал: «Если ты все-таки выйдешь за меня замуж, этого с тобой не будет ни-ког-да!»
