Весь следующий день Матвей Сидорович провел на заседании правления «Товарищества производства фарфоровых и фаянсовых изделий». Обсуждались кандидатуры торговых представителей в Персии, Турции и Афганистане. Только под вечер он вышел из своей конторы на Мясницкой. В весенних сумерках уже зажглись нити фонарей, силуэты домов призрачно колыхались на бледно-зеленом небе. По Лубянке тяжело громыхали переполненные трамваи, бодро проносились извозчичьи пролетки, спешили прохожие. Пахло еще не распустившимися тополями. Вербные ярмарки с их «тещиными языками» — свистульками с бумажными трубочками, калеными орехами и мочеными яблоками уже сворачивались. Скоро Пасха — с гиацинтами меж куличей, крашеных яиц и четырехугольных творожных башенок.
«Пройдусь, — решил Кузнецов, — погода такая располагающая». Он лукавил: дело было совсем не в погоде. Матвею Сидоровичу требовалось как следует поразмыслить. Опасения, связанные с предстоящей дуэлью, продолжали терзать его душу. Никогда не знавший проигрыша и умевший подчинять всех и вся своей воле фабрикант растерялся. Оказавшись лицом к лицу с суровой необходимостью рисковать собой, он впервые в жизни испытал тягостную беспомощность. «Неужели я трус и тряпка?» — спрашивал себя Кузнецов. Конечно, стоять, глядя в дуло направленного на тебя пистолета, — удовольствие не из приятных, но куда больше беспокоил тот факт, что он ставит под удар свою репутацию и дело, которому отдал жизнь.
Фарфорист в четвертом поколении, Матвей Кузнецов с детства готовился взять семейный промысел в свои руки. Еще подростком он был отправлен в Ригу, где на одной из отцовских фабрик познакомился с технологией изготовления фарфора. После смерти отца восемнадцатилетний Матвей оказался единственным наследником кузнецовских заводов. Коммерческая смекалка и неистощимая энергия позволили ему придать семейному делу всероссийский размах. Он владел почти всеми фарфоровыми и фаянсовыми предприятиями дореволюционной России, в том числе такими известными, как заводы в Риге, Дулеве, Кузнецове и Вербилках. На посудном рынке Кузнецов чувствовал себя полновластным хозяином, конкурентов давил нещадно — и ценами, и ассортиментом.
