Но в отличие от Иофана ей-то было что терять: титул, положение, родня… Родителей уже не было в живых, но оставались сестры, кузены, кузины, тетки, дядья... У них кровь застынет в жилах, когда узнают, что Ольга Сассо-Руффо связалась с безродным евреем из Одессы и добровольно отправилась с ним в большевистский ад. Впрочем, эксцентричность Оленьки им хорошо известна. Сколько было пересудов, когда она ушла от Огарева! Но там другое, а свою любовь к Иофану, единственную настоящую любовь в ее жизни, Ольга предавать не собиралась. Она едет с ним! Решено. Ее ждут трудности, неустроенность? Да разве сама она не презирала комфорт и богатство? Разве не считала, что можно всем этим пожертвовать во имя высокой цели? Зато ее дети будут жить в стране Солнца!
Иофан прибыл в Москву в 1924 году, Ольга с детьми — 16-летней Ольгеттой и 14-летним Борисом — годом позже; ей нужно было уладить дела. Ее дочь потом рассказывала, что, ступив на российскую территорию, мать сильно расчувствовалась, плакала и целовала землю.
Рыков сдержал обещание — у Иофана в Москве сразу появились заказы, сначала небольшие, а потом огромный, ответственный: вот этот Дом правительства на улице Серафимовича, где наконец-то Борис поселился с семьей. Внизу была столовая для жильцов, где за смешные деньги подавали сытные комплексные обеды, однако Ольге спускаться в общую столовую и вступать в бесконечные разговоры с соседями не нравилось; поэтому Иофаны наняли домработницу Домну Алексеевну, которая ежедневно варила по полтора ведра щей — накормить семью хозяина и всех его засидевшихся почти до утра коллег и друзей.
Борис целыми днями работал, и Ольге Фабрициевне — как на русский лад называли теперь жену Иофана — поначалу тоже хотелось быть полезной. Как-никак ее образование может пригодиться новой власти, она, помимо всего прочего, свободно владела четырьмя иностранными языками. Друзья помогли устроиться в НКВД то ли лаборанткой, то ли секретаршей — она сама так толком и не поняла своих обязанностей. Сослуживцы все как один были какие-то задерганные, затравленные. Все за всеми следили, писали кляузы и жалобы начальству. Ее соседка по столу Валентина как-то на всякий случай сообщила наверх, что у «Ольги Иофан всегда недовольное выражение лица». Ольгу однажды вызвали на ковер и спросили: а чем она, собственно, недовольна?
Словом, служба на благо народа оказалась не по герцогине. Она засела дома, чтобы обеспечить «Бореньке» условия работы. Помогала, чем могла, переводила статьи из западных журналов об архитектуре, советовала, вникала и поддерживала абсолютно во всем, что бы он ни делал. Много лет спустя рассказала дочери, что упрекнула Бориса единственный раз в жизни — за то, что одобрил снос храма Христа Спасителя: ведь пресловутый Дворец Советов собирались возвести именно на этом месте.
— Это не я решил, — буркнул Борис. — Я хотел на Китай-городе строить. Но с другой стороны, сама посуди — архитектура у этого храма казенная, сухая, бездушная, какое-то купеческое капище!
У Бориса от волнения заходил кадык, Ольга вздохнула и сменила тему разговора; в конце концов это ведь он гений, а ее дело — во всем ему помогать. Однажды Ольге довелось проходить мимо храма, который как раз разрушали, крушили, растаскивали на части, а он не хотел сдаваться. Снаружи красовался плакат: «Вместо очага дурмана — Дворец».