Она, видимо, прислушалась к моим словам, и я видела, как растет ее творческий уровень, как она старается. А теперь та девочка пишет песни для многих известных артистов и сама поет. Я очень рада ее успеху и тому, что тоже приложила к нему руку.
Мне невероятно повезло и с продюсером, и с коллегами по группе — я прекрасно это осознаю. Нам всегда удавалось находить общий язык. Конечно, иногда мы с девчонками ссорились. Но всякий раз кто-то брал ситуацию в свои руки и все выправлял, разруливал. Сати, например, девушка восточная, характер у нее горячий, темперамент бурный — она могла иногда сказать что-то обидное, резкое. Но потом всегда сама шла на примирение. У нее чувство совести потрясающее, и даже если она делает кому-то больно, то остыв, все понимает и умеет найти нужные слова, извиниться, сказать: «Девчонки, простите меня, не обижайтесь». Это, безусловно, очень хорошее качество, особенно если человек работает в коллективе.
Но были и весьма драматичные моменты. Самый непростой из них связан с уходом одной из солисток. Ведь изначально в группе «Фабрика» было четыре девушки — сегодня, наверное, мало кто об этом помнит. Я, Сати Казанова, Ира Тонева и Маша Алалыкина... Это случилось в разгар нашего первого гастрольного тура, под Иркутском. Вокруг — невероятная красота, озеро Байкал, природа. После первого концерта, в выходной день, помню, накрыли вкусный стол с потрясающей местной рыбой, из окна номера открывался фантастический вид... К тому моменту мы колесили по стране уже примерно месяцев семь, вошли во вкус, многому научились, перестали ощущать себя новичками на сцене. Общее настроение было приподнятое: жизнь удалась, мы — счастливчики, мир вокруг — прекрасен и удивителен. Мы так молоды, а уже многого добились, нас любят и знают. В общем, полная эйфория. Мы втроем — я, Сати и Ира — сидим за этим столом, веселимся и отдыхаем. И вдруг приходит Маша и сообщает: «Девочки, я должна покинуть проект». В воздухе зависает поистине театральная пауза, мы все замираем, потом кто-то спрашивает: «Что произошло, Маша? Тебя кто-то обидел?» Она говорит: «Нет, но у меня есть личная жизнь, любимый мужчина, который не хочет делить меня со сценой и не готов терпеть мое отсутствие так долго...» Мы слушаем ее буквально открыв рты. Представьте — мы все еще практически дети, восемнадцать лет. Наше юношеское сознание не воспринимает такие аргументы.
