— Ваши права!
Роюсь в сумке и не нахожу.
— Ой, простите, я их, вероятно, забыла. Давайте штраф заплачу. Правда, у меня денег мало... Вы знаете, я играю с Этушем в одном спектакле. Помните, он в «Кавказской пленнице» говорит «комсомолка, спортсменка и просто красавица»? Приходите к нам на спектакль...
— Не нужен мне ваш спектакль!
Я не сдаюсь, продолжаю его убалтывать: Этуш, Этуш, Этуш... Наконец гаишник говорит:
— Ладно, давай деньги.
Я протягиваю пятьсот рублей. А тогда, в 1999-м, это были сущие копейки. Он глянул на бумажку и в сердцах выдал:
— Купи бутылку своему Этушу!
А что касается личной жизни... После того как мы развелись с Андреевым, в моей жизни снова появился Боря Андроникашвили. Случайно увидел меня где-то в ресторане и позвонил. У нас с Борей начался роман, но уже не платонический, как десять лет назад, а самый что ни на есть настоящий. К этому моменту мы оба были свободны и многое пережили. У Бори от Люси Гурченко росла дочь Маша, позади были многолетние отношения с Нонной Мордюковой.
Год мы встречались, Боря снова заговорил о своей любви. Помню, мы с Театром Ермоловой поехали на гастроли в Кисловодск. Боря бросился за мной следом. Специально в Ессентуках снял домик, и я ездила к нему на свидания на электричке. Позже Боря написал рассказ, в котором герой приезжает в Ессентуки к любимой девушке Наташе. Героиня рассказа была очень похожа на меня и внешне, и характером, такая же независимая. Он подарил мне этот рассказ, сказав: «Это тебе!» Такой вот был у нашего романа прекрасный финал. Борис и дальше продолжал бы отношения, даже женился бы, наверное. Дело было во мне — я стала совсем другой за эти десять лет. Все-таки в одну реку дважды войти невозможно, хоть мы и попробовали...
Все дело в том, что Фадеев преподал мне урок на всю жизнь: от красивых мужчин надо бежать, они любят только себя. Мне было достаточно взглянуть на мужчину, чтобы понять: «С этим будут бесконечные измены и страдания...» С Борей мы еще долго потом встречались, иногда вместе по-дружески обедали. Он рассказывал о своей жизни, о детях, которых очень любил, о жене, чудесной грузинской художнице. Несколько лет назад на вечере, посвященном Бориной памяти, его жена подарила мне двухтомник рассказов Андроникашвили. Там я нашла и рассказ о своенравной девушке Наташе...
В конце шестидесятых Андреев с Селезневой получили квартиру, надо было сдавать старую в Волковом, где я жила. Андреев купил мне жилье в новом кооперативе на Чехова. И я попала в шумный актерский муравейник. Наш дом называли «Актерской тишиной». Название ироническое, актеры «гудели» в нем так, что по всей округе слышно было. Обычно за одним столом собирался весь наш веселый подъезд: Валя Смирнитский, Боря Мессерер, Никита Михалков, бывший муж Марианны Вертинской Илюша Былинкин. Каждый вечер у кого-нибудь устраивали посиделки, двери в квартирах не закрывались, только лифт ездил туда-сюда.
— Привет, ты на какой этаж?
— Я к Михалкову. А ты где будешь?
— У Наташки Архангельской.
Самой частой моей гостьей была подруга Катя Васильева. Ее пригласили в наш театр играть в спектакле «Стеклянный зверинец». Там мы и познакомились. Катя любит рассказывать свою версию нашей встречи: «Захожу в Ермоловский, вдруг вижу — ты сидишь в темном коридоре с сигаретой. Я на тебя посмотрела и подумала: «Тоже мне, прима!»
А я помню, что мы с Катей подружились на гастролях в Кисловодске. Однажды после спектакля гуляли у кого-то в номере большой компанией, были там Калягин, Лева Круглый и мы с Катей. Потом пошли прогуляться в парк. Возвращаемся ночью — гостиница заперта. Стучали, кричали, потом кто-то, нечаянно ударив ногой по стеклу, разбил входную дверь. Завыла сирена. Мы врассыпную. Администратор вызвал милицию. Наутро директор театра всех нас костерил на чем свет стоит. Особенно досталось почему-то Саше Калягину. Директор сделал ему строгое внушение: «Калягин, вы пожилой человек! Вам должно быть стыдно!» (Саше еще и тридцати не исполнилось, но он уже тогда лысел и выглядел старше своих лет.) Затем всех участников «ночного дебоша» переселили с глаз долой — в маленькую гостиницу с туалетом в коридоре, и мы там веселились как сумасшедшие.
